Екатерина Матвеева - История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

— Вспомни, как говорила Багира: «Мы с тобой одной крови, ты и я», — напомнил ей Клондайк.

Надя читала и хорошо помнила Маугли и очень любила маленькую красную книжечку Киплинга, особенно отважного Рики-Тики-Тави, на которого в детстве так хотела быть похожей.

— Не грусти, не надо, если не думать об этом, как живут и не думают миллионы наших людей, можно постараться быть счастливым, оберегая нашу любовь!

— Любовь воробьев в клетке, — с горечью заключила Надя. Потом он целовал ее расстроенное лицо и грустные глаза, и там, где начинали виться на висках маленькие, нежные колечки волос, а она позволила себе чуть-чуть забыться, но не совсем, а прислушиваясь чутким ухом, что творилось за дверью снаружи: не скрипит ли снег под ногами опера, не дергает ли дверь Павиан, Гусь или кто-либо из шмоналок. И, когда губы ее запылали огнем от его поцелуев, неистовых и жадных, она послушалась беса, который спросил: «Что ж дальше?»— и сбросила его теплую ласковую руку со своей груди.

— Не здесь и не время! — сказала она себе и ему и отвернулась, чтоб не видеть умоляющих глаз Клондайка.

То, что он раскрыл перед ней душу и мысли, она оценила несравнимо выше всех его признаний в любви. Там говорило за себя его молодое тело, а тут — душа и разум, доверенные только ей одной. И внезапно, повинуясь неведомому порыву, она нагнулась и припала губами в долгом поцелуе к его забинтованной руке.

— Жди, теперь уж скоро.

Клондайк дернулся:

— Душу ты мою разбередила, Надя, — прошептал Клондайк и, накинув на одну руку свой полушубок, быстро вышел из хлеборезки, даже не сказав обычного «до свиданья».

Страх перед побегами делал многие распоряжения начальства глупыми, до смешного, а подчас и трагичными. Так, по подлости начальника конвоя погибла Ася Скринник и две зечки. Веселая, несмотря на свой 25-и летний срок, бригадир Ася, неизменная участница лагерной самодеятельности, погибла смертью жестокой и нелепой. Ее бригада работала на расчистке железнодорожных путей от снега, и конвой для полной страховки от побегов заставлял зечек ставить переносное заграждение из колючей проволоки на участок дороги, где предстояло чистить снег с путей. Начало апреля принесло с собой такие снежные заносы, что Асиной бригаде приходилось по два раза в сутки расчищать один и тот же участок пути, таская за собой, кроме лопат и кирок, мотки колючей проволоки для установки запретзоны. Каждый раз конвоиры не ленились читать «молитву»: «Выход за запретзону считаю побегом, стреляю без предупреждения!» Их отупевшим от безделья головам и невдомек было, что ни одна политическая заключенная и не помышляла о побеге, хотя для этого стоило только перешагнуть через проволоку. Они добросовестно горбили, отрабатывая свои пайки и черпак баланды.

В ту роковую ночь бригаду Аси Скринник вызвали далеко за полночь. Нужно было срочно расчистить участок дороги для товарного состава. Бригада быстро расставила колья и натянула колючую проволоку. Подгоняемые конвоем, который мерз со сна на ветру, прослушав «молитву», зечки спешно приступили к работе. Первая услышала далекий паровозный гудок Асина помощница и забила тревогу:

— Аська, снимайте оцепление, паровоз идет! — закричала она и бросилась предупредить конвой, чтоб он распорядился немедленно освободить рельсы от проволоки. Но тот, желая покуражиться над зечками, сделал вид, что не слышит криков бригады, и начал соображать только тогда, когда женщины самовольно кинулись выбираться из оцепления. Паровоз, не переставая, гудел, как сумасшедший, на всю тундру, но остановить тяжелый состав машинист не мог. Под истошные крики несчастных паровоз зацепил проволоку и, как в сетях, поволок тех, кто не сумел выбраться.

Асю протащило по мерзлым надолбам полотна весь тормозной путь — больше шести километров. Кое-кому удалось выпутаться из проволоки, пока волочилось по тундре заграждение, а тело бедной Аси превратилось в бесформенную массу.

Хоронили ее ночью, чтоб никто не видел ее, изуродованную обезображенную.

Нелепая смерть Аси из-за тупости конвоя взбудоражила смирных и покладистых зечек. Наутро вся бригада не вышла на развод, самовольно объявив траурный день по погибшим, и потребовала снять проволоку, ограничив охрану конвоем.

Слава Богу, у начальства хватило ума не объявить отказчиц ни саботажницами, ни забастовщицами, а бригаду нарядчица по приказу Макаки Чекистки провела выходным днем, не лишая их рабочей пайки.

Время было тревожное. Доходили слухи о волнениях на «Пятьсот первой стройке», где зеки прокладывали железную дорогу от Сейды через Урал на Лабытнанги — и дальше, до Салехарда. Скопление политических в таких больших количествах не сулило ничего хорошего. Тот, кто непродуманно отделил их от уголовников, не учел, что большая часть этих «контриков» состояла из зеков, прошедших фронт, узников немецких лагерей, власовцев, бандеровцев, бойцов Сопротивления из Литвы, Латвии, Эстонии со сроками до двадцати пяти лет. Статья 58-я грозила задавить воровскую «империю».

Светлой, лунной ночью хлеборезки стояли, затаившись, на крыльце, и смотрели, как из никогда не пустующего морга солдаты во главе с Гусем вынесли за зону три гроба.

— Еще одни голубые глаза не увидят света, — сказала Валя.

— И не постучит в окно за хлебом веселая бригадир Ася Скринник, — сказала Надя, вытирая глаза рукавом «свиного чехла».

Однако не только побегов боялось начальство ОЛПа (во всяком случае того, где находилась Надя), но и вспышек эпидемий.

Зечка могла, сколько угодно, болеть ревматизмом, желудком, почками, диабетом, гипертонией, женскими болезнями — и пусть себе корчится от боли, освобождения от работы ей все равно не видать. Санчасть ни за что не даст. Нужна только высокая температура, да еще с двумя термометрами, для полной проверки: а вдруг симулянтка? Закосить [10] Закосить — любым путем получить освобождение от работы ( жаргон ). хочет!

Вспышки гриппа, дизентерии, инфекционной желтухи и других заразных болезней вызывали настоящую панику.

Это было и понятно. Заболеют зечки из горячих цехов или формовки — встанет завод, заменить некем. Не всякая зечка потянет адову работу горячего цеха, попадают туда те, кому не повезло — получили на комиссовке ТФТ — тяжелый физический труд, а таких совсем немного.

Не выйдет на работу по болезни половина бригады погрузки — останется стройка города без кирпича.

А уж, не дай Бог, перекинется хворь на вольняшек, тогда… «Шабаш», — говорил Мансур.

Зато, если зечка простудится, да заболеет, да еще к тому же с высокой температурой, как радостно плетется она к себе в барак, предвкушая денек-другой, а то и третий поваляться на нарах (в госпитале мест нет), вдосталь поспать, на поверку не вставать, не идти на работу, на проклятущий завод: «Чтоб ему провалиться, сгореть ясным пламенем».