Александр Островский - Солженицын. Прощание с мифом

Наталья Алексеевна не была в ссылке и по этой причине писала со слов мужа, который тоже упоминает о существовании у него в 1953 г. крупной опухоли: «Мне, — говорится в «Архипелаге», — пришлось носить в себе опухоль с крупный мужской кулак . Эта опухоль выпятила и искривила мой живот , мешала мне есть, спать» [11] Еще более значительные размеры этой опухоли Александр Исаевич рисовал в одной из бесед с К. И. Чуковским: «У меня внутри опухоль была как два кулака, теперь уменьшилась, ташкентские врачи, очень хорошие, лечили» (Чуковский К. И. Дневник. 1930–1969. М., 1997. С. 341–342). (36).

Позднее, в 70-е годы, А. И. Солженицын привез «джамбульский» рентгеновский снимок в Ленинград и попросил одного своего знакомого показать его специалистам. Им оказался известный ленинградский онколог А. И. Раков, который, ознакомившись с рентгеновским снимком, заявил, что подобная опухоль неоперабельна, и больной обречен на смерть (37).

Если опухоль была величиной с « крупный мужской кулак », если она «выпятила и искривила» живот, то ее можно было наблюдать невооруженным глазом. Более того, в таком случае не нужно было специального образования, чтобы заподозрить рак. Однако обоснованный вывод на этот счет мог дать только гистологический анализ опухоли. Между тем, сведения о производстве такого анализа отсутствуют.

Казалось бы, обнаружив у больного подобную опухоль, джамбульские врачи должны были поставить вопрос об операции, но, как писала Н. А. Решетовская о муже, «в Джамбуле ему дали направление в Ташкентский онкологический диспансер» (38). Неужели в джамбульской областной больнице не было хирурга? И почему направление было дано не в столицу Казахской ССР Алма-Ату, а в столицу другой союзной республики — Ташкент?

В первом издании «Теленка» можно прочитать, что узнав о характере своей болезни, Александр Исаевич сообщил об этом Наталье Алексеевне и пригласил ее приехать в Кок-Терек, чтобы проститься с ним, но она даже не откликнулась на его приглашение (39). Комментируя это свидетельство, Н. А. Решетовская заявила, что не только не получала подобного приглашения, но и узнала о самой болезни только летом 1954 г. (40). Более того, по ее словам, в рукописной варианте «Теленка» подобного утверждения не было (41).

Кому же верить? Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим, как солженицынская версия отразилась в первом и последующих изданиях «Теленка»:

1 издание

«По особенностям советской почтовой цензуры никому во вне я не мог крикнуть, позвать: приезжайте, возьмите, спасите мое написанное! Да чужого человека и не позовешь. Друзья — сами по лагерям. Мама — умерла. Жена — не дождалась, вышла за другого; все же я позвал ее проститься, могла б и рукописи забрать, — не приехала» (Солженицын А. И. Бодался теленок с дубом. Paris, 1975. С.8).

Журнальный вариант

«По особенностям советской почтовой цензуры никому во вне я не мог крикнуть, позвать: приезжайте, возьмите, спасите мое написанное! Да чужого человека и не позовешь. Друзья — сами по лагерям. Мама — умерла. Жена — не дождалась, вышла за другого» (Солженицын А. И. Бодался теленок с дубом// Новый мир. 1991. № 6. С.8).

Сопоставление двух приведенных текстов показывает, что после выступления Н. А. Решетовской в печати А. И. Солженицын предпочел исключить из второго издания «Теленка» слова о приглашении Натальи Алексеевны. Это означает только одно — в письме от 12 сентября 1953 г. Александр Исаевич ничего не писал Н. А. Решетовской о своей болезни и не звал ее приехать к нему, чтобы проститься.

Зато 23 ноября 1953 г. он пригласил приехать к нему другого человека:

«Пишу тебе в предположении, что я умру… Если я умру, то этим летом ты обязательно, отбросив всякие помехи, приедешь в Берлик [12] Берлик — поселок, в котором жил А. И. Солженицын, — предместье Кок-Терека. . На Садовой улице, 41, живет врач Николай Иванович Зубов, который заботливо лечил меня во всем течении моих безжалостных болезней . От него ты узнаешь подробности моего последнего года жизни и этим самым как бы повидаешься со мной. Кроме того, ты распорядишься остатками моего имущества, которого наберется больше тысячи…» (42).

Кому же было адресавано это письмо? Оказывается, подруге Натальи Алексеевны по Ростову-на-Дону Ирине Арсеньевой, с которой Александр Исаевич «некоторое время назад стал переписываться» (43).

Приведенное письмо производит странное впечатление. С одной стороны, это предсмертный отчаянный крик, с другой стороны, автор письма еще не уверен в приближении смерти. Тогда для чего поднимать тревогу? И почему отнюдь не самый близкий автору письма человек должен был броситься к нему в далекий Берлик? Но если когда-то они и были близки, не следует забывать, с тех пор прошло более 12 лет. За это время у Ирины Арсеньевой мог появиться жених. К тому же следует иметь в виду, что тогда в глазах окружающих ее знакомый являлся преступником. Не следует сбрасывать со счета и то, что дорога из Ростова в Казахстан требовала денег. Поэтому вероятность приезда Ирины в Берлик была равна нулю. Зачем же тогда нужно было писать ей?

Точная дата возвращения Александра Исаевича из Джамбула неизвестна. Н. А. Решетовская утверждала, что он вернулся в первых числах декабря (44). А. И. Солженицын пишет, что ожидал разрешения на поездку в Ташкент с ноября — месяца (45). Расходятся они и в оценке его состояния. Наталья Алексеевна вспоминала, что по возвращении «в Кок-Терек Саня почувствовал себя лучше», «вернулся аппетит» (46). Александр Исаевич рисует совершенно иную картину: «В декабре подтвердили врачи, ссыльные ребята, что жить мне осталось не больше трех недель» (47). «Еле держась, я вел уроки; уже мало спал и плохо ел» (48).

Как же так? Если смерть уже стучалась в дверь, чего ждал на протяжении всего декабря А. И. Солженицын? По одной версии, — направления в ташкентский онкологический диспансер (49), по другой — окончания четверти (50). И одно, и другое объяснение могут вызвать только недоумение.

В «Теленке» Александр Исаевич пишет, что «поехал умирать в Ташкент» « под новый 1954 год » (51), т. е. в последних числах декабря 1953 г. А вот его свидетельство из «Архипелага»: «Эту ночь перед отъездом в Ташкент, последнюю ночь 1953 г. , хорошо помню» (52), из чего явствует, что он уехал не ранее 1 января 1954 г.

От Кок-Терека до Ташкента несколько сот километров. Это расстояние можно было преодолеть за один день. Между тем, выехав около 1 января, А. И. Солженицын добрался до столицы Узбекистана только 4-го числа, когда его положили в 13-й (онкологический) корпус клиники Ташкентского государственного медицинского института и передали врачам Лидии Александровне Дунаевой и Ирине Емельяновне Мейке (53).