Александр Островский - Том 10. Пьесы, написанные совместно

Ну полно, князь Василий, не дурачься!
Негоже прати противу рожна.

Негоже-то негоже, — а с Борисом
В товарищах мне быть не вместно.

Знаю.
А все ж терпи! Сам царь рядил.

Сам царь!
А вот случись с тобой такая притча…

Избави бог! Что ж делать, князь Василий
Андреевич! От дедовских порядков
Отстанем мы не скоро. Наши деды
Собрали Русь; мы помогли великим
Князьям московским Тверь, Рязань и Суздаль,
Как шапкою, накрыть Москвою: в том
И гордость наша! Мы князьям московским
Не слугами, советчиками были;
Боярами князья держали землю,
Боярами творили суд и правду,
С боярами сидели о делах.
Мы в думе у князей как дома были
И не боялись говорить им встречу.
Не рабски мы служили, доброхотно,
И отъезжать была нам вольным воля —
Вот старые порядки наши! Царь
Не любит их, ну, значит, не по нраву
Ему и мы. Ему холопы нужны.

Вон молодые слуги лучше знают,
Что надобно царю; при нем взросли,
К нему они умели приглядеться.
Вон — Шуйский! Он не старая лисица,
Не выкунел еще, не опушился,
А молодой лисенок, годовалый, —
Так по земле хвостом и расстилает!
Туда вильнул, сюда вильнул — и цел.

А лучше, что ль, мурза недокрещенный?

А погляди на старых! Воротынский
И родовит зело…

И мы с тобою
Не из жидов.

Да не к тому я речи
Веду теперь. Он спас царя и царство!
При Молодях, на берегах Лопасни,
Побил татар, стяжал такую славу,
Что загремела по чужим землям, —
А у царя чуть-чуть что не в опале.

Ты в отчине позагостился долго,
Привольно там; а здесь, что в поле ратном:
И льется кровь, и головы валятся.
Кажись, измен и смуты не слыхать,
А поглядишь, и дума все пустеет,
И в головах боярских недочет.

Тяжелые переживаем годы.

Не нам судить. Великий царь казнит
И жалует; его святая воля!
Мы все рабы его! Но чести нашей
Не властен он умалить. Нет! У бога
Ведется счет родам боярским. На кол
Сажай меня, а ниже Годунова
Не сяду я, — мне честь дороже жизни.

Не накликай себе напрасно казни, —
У нас как раз, — и не тянись с Борисом:
Ты не забудь одно — он зять Малюты
Скуратова… А вот и князь Михайло!

Здорово ль, тезка, поживаешь? Редко
Мы видимся с тобой.

Челом тебе,
Князь Михаил Иванович! Откуда?
Где побывал?

У матушки царицы.
Поклон принес тебе.

Спасибо ей,
Что не забыла старого. Давно ли
Мы на руках с тобой ее носили,
Лелеяли красавицу-сиротку,
И говорили: «В девке будет прок!»
По-нашему сбылось, за словом дело.

Я вырастил ее, как дочь. С Володей,
С сынком моим, они погодки были
И в отчине росли в моих глазах.
Бог не судил мне сыном красоваться,
В честном бою он голову сложил.
Я не ропщу, на то господня воля,
Бог дал и взял. Зато в почете дочка
Названная — она женою стала
Великому царю.

Пошли здоровья
Ей, господи, и милости царевой,
И радости на многие года!

Не ты один, и мы того же просим
У господа! Ее душе смиренной
Послал господь такую благодать
И счастие, что только водворилась
Она в хоромах царских, — унялся
Гневливый дух владыки; в царский терем
Царица мир забытый принесла,
Опричнина поганая исчезла,
С своей земли опалу царь сложил,
И стала Русь не земщиной, а царством.
Но… грозный царь с летами стал изменчив;
Своих цариц ласкает он недолго;
И… все пошло попрежнему.

Охота
И вспоминать тебе! Как раз накличешь
Себе и нам беду.

Поберегись!
Перенесут, Михайло свет-Иваныч!

Пускай себе, кто хочет, переносит.

Нас по́звали к совету, а чего для —
Неведомо! Сегодня, слышал я,
Царь что-то гневен.

Господи помилуй!

За утреней земных поклонов двести,
Не то и больше положил.

Не ладно!
Не добрый знак!

Неволей будешь гневен,
Коль всюду ложь, измена, самовольство!
Что день — то горе. И мужик — хозяин
В своей избе; а православный царь —
Что мученик на дедовском престоле.

Да кто ж изменник? Укажи!

Их много.
Да хоть бы Курбский, князь Андрей! Вечорась,
Поганый пес, служитель сатаны,
Прислал опять безбожное писанье:
Корит царя в убийствах и разврате,
Адашева, Сильвестра поминает;
Свои дела и подвиги возносит,
А на царя законного дерзает
Лесфимию и эллинскую брань!