Святослав Рыбас - Генерал Кутепов

Происходящее точно укладывается в философскую формулу Владимира Вейдле: "Лучшей гарантией успеха было для революции истребление правящего и культурного слоя, и эту гарантию Ленин от народа получил".

От Петра до Владимира Ильича пролегла сперва трещина, потом пропасть Российского материка.

Еще бьется Кутепов, еще хлопочут думцы, изображая себя создателями новой власти, еще в Зимнем дворце есть около полутора тысяч человек верных войск...

А тем временем Исполнительный комитет уже провел первое собрание Совета, получили поддержку представителей восставших полков, которым не было пути назад, выбрали Исполнительный комитет, куда преимущественно вошли сторонники поражения России в войне, стали готовить выпуск "Известий Совета" и манифест.

Из Зимнего войска переходят в Адмиралтейство (чтобы не подвергать опасности обстрела ценности Эрмитажа), из Адмиралтейства тоже уходят (морской министр Григорович просит пожалеть "ценные кораблестроительные чертежи"), - и потом войска рассасываются.

Справедливости ради, надо отметить, что существует версия о заговоре английского посла Бьюкенена, который планировал организацию дворцового переворота, опираясь на Прогрессивный блок Думы. Приводим запись из дневника генерала Жанена от седьмого апреля 1917 года: "Долгий разговор с Р., который подтверждает то, что недавно сказал мне М. Посетовав, что Германия ненавидит его самого и всю его семью, он заговорил о революции, которую, заявил он, устроили англичане, а именно сэр Джордж Бьюкенен и лорд Мильнер. Петроград в это время кишел англичанами... Он утверждал также, что мог назвать улицы и номера домов, в которых квартировали британские агенты. Им было приказано во время восстания раздавать деньги солдатам и подстрекать их к мятежу. Он самолично видел на Миллионной улице людей бывших, как он точно знал, британскими агентами, которые раздавали 25-рублевые купюры солдатам Павловского полка, переодевшимся несколькими часами ранее в гражданскую одежду и примкнувшим к бунтовщикам".

Если это правда, то спрашивается, зачем нужно было Англии ослаблять своего союзника?

На этот вопрос существует такой ответ: поскольку по результатам войны Россия должна была получить проливы и Константинополь, а Англия этого не желала, то и организовала переворот.

Справедлива ли эта версия? Бьюкенен в своих мемуарах полностью ее отвергает. Милюков хранит по этому поводу молчание.

У Солженицына об этом есть такие строки:

"Бьюкенен давно перешагнул все дипломатические приличия и правила. Он открыто сближался со всеми врагами трона, дружески принимал Милюкова, обвинившего императрицу в измене союзному делу, у него в посольстве думские вожди и даже великие князья заседали, злословили, обсуждая интриги против Их Величеств, если не заговоры".

Убедительно? Нет, не очень. Это не документ, а тоже своеобразная версия, взгляд на ситуацию глазами Николая II. Верно только общее направление, противостояние монархии и оппозиционного думского блока.

Здесь надо признать, что содействие англичан, если оно действительно имело место, и содействие Германии большевикам общей картины не меняет.

Русская трещина - это было внутри русских.

Милюков назвал февральские события "самоликвидацией старой власти". Многое говорит о том, что он прав.

Мы оставили полковника Кутепова одного в маленькой гостиной в доме на Литейном проспекте. Почти обреченного.

Послушаем его голос:

"Проснувшись утром 28-го января довольно поздно и напившись чаю, который мне дали во временном лазарете, я подошел к окну "своей" маленькой гостиной и увидел Литейный проспект, сад Собрания Армии и Флота и угол Кирочной улицы - всюду бродили вооруженные рабочие, не спускавшие глаз с окон дома гр. Мусина-Пушкина. В это время из-за угла Кирочной улицы выехали две броневые машины и два грузовика. Все они были наполнены вооруженными рабочими, среди которых было несколько солдат. Машины остановились посреди Литейного проспекта, и рабочие, соскочив с них, начали галдеть, все время показывая на окна. В этом приняли участие и гуляющие по Литейному рабочие. Затем, направив пулеметы на окна верхнего этажа дома, все они пошли к подъезду.

В это время ко мне в гостиную вбежала сестра милосердия и стала уговаривать меня надеть халат санитара, так как, по ее словам, приехали рабочие и солдаты, чтобы убить меня. Попросив ее оставить меня одного в гостиной, я сел на маленький диванчик в углу и стал ждать прихода представителей новой власти.

Гостиная, бывшая длиной меньше восьми шагов и шириной шагов в пять, имела двое дверей - одни вели в ряд комнат, идущих вдоль Литейного проспекта, другие, обращенные к окнам, выходили на площадку вестибюля. Напротив первых дверей было большое зеркало на стене, напротив вторых - тоже зеркало между окнами. Сидя в углу, я видел, как по комнатам бежали двое рабочих с револьверами в руках. Случилось так, что на порогах обеих дверей моей комнаты одновременно появились рабочие с револьверами в руках. Посмотрев друг на друга и увидя в зеркалах, вероятно, только самих себя, они повернулись и ушли, не заметив меня".

Кутепова спасло чудо. Ему не на кого и не на что было надеяться. Он был готов к смерти, и помолился Богу, подумал о самом для себя главном, о настроении частей на фронте, о том, что они вскоре наведут в Петрограде порядок. Будучи фактически бессильным повлиять на судьбу, он мысленно продолжал борьбу.

Двадцать восьмого февраля восстание перекинулось на окрестности города. В Кронштадте оно было особенно жестоким: убили адмирала Вирена, десятки офицеров. В Царском Селе разгромили все винные склады. Что же до охраны царской семьи, то она объявила нейтралитет.

С. С. Ольденбург бесстрастно повествует: "Солдатская масса, лишенная офицеров, обратилась в вооруженную толпу, одинаково готовая разорвать на части всякого "недруга" и разбежаться во все стороны при первом залпе..."

В это время Николай II решает направить в столицу по две кавалерийские дивизии, по два пехотных полка и пулеметные команды с каждого фронта. Все окружение царя ратовало за уступки, но царь считал, что уступки только придадут восставшим больше уверенности в своих силах и безнаказанности.

Николай тут же выезжает в Царское Село, покидая Ставку, где он был под непробиваемой броней всех вооруженных сил России, и бросает себя в пучину хаоса. Можно понять его тревогу за семью, но положение Главнокомандующего, не говоря уже о положении главы государства, обязывало его к более продуманным решениям. Отъезд из Ставки оказался роковым шагом.

В его представлении Россия была страной, где жили крестьяне Штукатуровы, верные Отечеству солдаты и офицеры, подчиняющиеся законам империи промышленники, и, самое главное, она управлялась свыше традициями православия, которые проводил он, Православный Царь. Но на самом же деле это оказалось сказкой.