Борис Малиновский - Участь свою не выбирали

В десятых классах водятся

различные созданья,

но лишь немногие из них

достойны описанья!

Вот Малиновский, например,-

краса и гордость наша,-

всегда прилежен, скромен, тих

и слушает папашу.

С ним рядом – верный Москвичев,

сонливый, словно филин,

а в голове – вагон ума

и два вагона пыли.

А сзади – Вова Шерстунов…

Таня выделялась не только блестящими способностями. Это была красивая, высокая, стройная девушка. Ее живое, подвижное лицо украшали большие светлосерые глаза, чуть пухлые полные губы и высокий лоб. Светлые волосы падали до плеч. С мальчиками она держалась свободно, а если ее обижали – могла дать сдачи. Перед уходом в армию я подговорил своего школьного товарища Васю Москвичева, которого тоже призвали, зайти к Тане попрощаться. Мы пробыли у нее минуты три и чувствовали себя очень скованно. На прощание она сказала: "Пишите". Этого было достаточно, чтобы я в течение первого года службы регулярно раз в месяц посылал ей письмо с коротким рассказом о своих армейских делах. Ответов не было. Потом стал писать реже. Но юношеское увлечение не угасло. Когда началась война, и я попал на фронт, сразу же послал ей почтовую открытку. Не надеясь на ответ, написал всего лишь несколько фраз:

"Здравствуй, Таня!

Тебе, наверное, пишут со всех фронтов. Предлагаю тебе еще одного корреспондента с Северного фронта. Борис".

Дней через десять я держал в руках письмо, на котором Таниным почерком были написаны мой адрес, фамилия и имя! С каким волнением я читал и перечитывал откровенные и теплые слова этого письма!

"Здравствуй, Боря! Я очень рада весточке от тебя. Я и раньше получала твои письма, меня они очень радовали. Но ты не знаешь, какая я плохая…"

Дальше Таня описывала, как она вместе со студентами ездила на заготовку дров, как изменилось Иваново за прошедший месяц войны и что ей известно о наших однокашниках. Я не мог понять, почему Таня считает себя плохой и не придал этому значения. Наоборот, письмо окрылило меня, и я два дня писал ответ, пытаясь составить его поинтересней…

Но больше от Тани весточек не было. А я, еще на что-то надеясь, время от времени посылал письма…

В начале июля пришла тревожная весть о брате. Во время занятий танк, в котором он находился, по вине водителя упал с моста в реку. Родителям Лева написал: "Ничего страшного не произошло, да и не могло произойти – ведь я не там, где Борис… Получил удар люком по голове – на затылке ссадина. Ударился лицом – разбил нос, содрал кожу на переносице. Под левым глазом на щеке будет шрам. Наложили скобки… Вот видите, как все же я легко отделался!"

Мне брат о своей беде не написал. Не хотел, видно, тревожить, считая, что у меня и так не легко.

А ему и без фронта досталось! Да и фронт для Левы, наверное, тоже не за горами:

…За полгода, проведенные на Сучане, бойцы и командиры дивизии преобразились. Несмотря на то, что больших боевых успехов еще не было, дивизия становилась грозной силой, привыкая действовать как единый, четко налаженный механизм. Очень большую работу проводили с нами политработники дивизии. Заместителем по политической части нашего дивизиона во время боев на Сучане был капитан Касым Абдурхоевич Абайханов, позднее ставший парторгом полка. Мы регулярно получали газеты, в дивизионе проводились комсомольские и партийные собрания; в свободную минуту горячо обсуждали события, происходившие на наших фронтах и у союзников.

А фронтовые события не радовали под Харьковом наши наступающие войска попали в окружение и понесли большие потери; пал героический Севастополь, и весь Крым оказался под пятой оккупантов; пользуясь отсутствием второго фронта, фашистские войска в июле ринулись к Волге и Кавказу; захвачен Донбасс, наши войска отошли за реку Дон… Сводки Совинформбюро снова, как в 1941 году, стали одна другой тревожнее.

В конце июля, когда немцы устремились к Сталинграду, к нам в штабной блиндаж пришел Абайханов и зачитал навсегда оставшийся в памяти фронтовиков приказ Верховного Главнокомандующего номер 227. И сразу трудности нашей "сучанской" жизни, мои заботы о родных, сообщение о замужестве Тани – все отошло назад перед этими откровенными, тревожными и жестокими словами сталинского приказа: "…Пора кончать отступление… Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности… Отступать дальше – значит загубить себя и вместе с тем нашу Родину… Ни шагу назад без приказа высшего командования!

…Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны. Территория Советского государства – это не пустыня, а люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети… После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более-10 миллионов тонн металла в год.

У нас нет уже теперь преобладания ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину…" [18] Воен.-ист. журн. 1988. № 8. С. 73-75 .

Приказ этот запомнился мне как поворотный пункт в войне: наступление немцев под Сталинградом было остановлено! День за днем мы продолжали напряженно следить за сводками. Сталинград не сдавался! Накал боев стал предельным, мужество защитников города – небывалым. Это был героический пример выполнения необычного приказа, и он сыграл великую роль!

Говорят, что случай маловероятен, но щедр. На войне одним, правда, немногим, он дарил жизнь, в то время как кругом калечило и убивало. Для других же не oскупился на ранения и смерти там, где не было большой опасности. Третьих, пропустив через все круги фронтового ада, лишал жизни, когда, казалось, все уже было позади.

…Много раз мог погибнуть на Сучане, но не был даже ранен мой друг, сержант-радист Саша Ипполитов. Летом он неоднократно сопровождал Филиппова, когда тот делал вылазки для пристрелки. Накануне боя, в котором погиб Филиппов, Ипполитов находился на наблюдательном пункте дивизиона. Вместе с ним был заместитель командира шестой батареи старший лейтенант Талидан, временно исполнявший обязанности командира дивизиона. Вечером, 20 сентября, в блиндаж к Талидану и Ипполитову пришел Филиппов. Два связиста поочередно дежурили у телефонного аппарата. Ипполитов, как обычно, проверил на ночь радиосвязь. Рация работала отлично. На передовой стояла мертвая тишина. Незаметно тема разговора переменилась. Вместо обсуждения событий на передовой начались рассказы о довоенной жизни, о личном. Саша с удивлением узнал, что Филиппов – его ровесник, они оба окончили перед войной среднюю школу. Беседовали всю ночь. Когда перед рассветом Филиппов пошел на свой наблюдательный пункт, Ипполитов проводил его и снова вернулся в блиндаж. Уже засыпая, он подумал, что на передовой непривычно тихо.