Владимир Келер - Сергей Вавилов

Он начал с изучения истории вопроса. Блестящее знание языков помогает молодому физику познакомиться с проблемой в короткий срок и по оригинальным материалам. Подчеркивая недостаточную доказанность теории, Вавилов, как и его товарищи, долго ставит выражение «световые кванты» в кавычки. Постепенно он суммирует полученные сведения и старается найти пути проверки необычных квантовых идей.

За окном бурлила революция. Фронт, правда, был далеко, но и в тылу молодая власть продолжала напряженную борьбу за полную победу октябрьских идеалов. Национализировались крупные предприятия, проводились в жизнь декреты о революционных преобразованиях в различных областях хозяйства и культуры, подавлялись заговоры, налаживались новые отношения между людьми. Поглощенные решением основных проблем революции, люди не могли отдавать столько же энергии и восстановлению разрушенных фабрик и заводов, предупреждению и устранению различных неполадок в снабжении, а затем и голода.

Трудно приходилось всем. Было трудно и маленькому коллективу Физического института. Как часто не из чего было изготовить лабораторный прибор. Как часто во время ответственного оптического опыта неожиданно гас свет и все приходилось начинать сначала. В лучшем случае падало напряжение, и Сергей Иванович, довольный тем, что опыт не сорвался, педантично записывал в журнал: «Уменьшению показаний соответствовало понижение напряжения в цепи городского тока, питавшего лампу».

И все же работа двигалась вперед. Материалы для приборов как-то доставали. В крайнем случае подгоняли конструкцию под доступный материал. Сорванные опыты компенсировали повторными.

За отсутствием помощников, лаборантов руководители работ сами превращались в помощников друг у друга. Вавилов производил измерения на установках товарищей. Товарищи — П. Н. Беликов, М. И. Поликарпов, Б. В. Дерягин и другие — помогали на установках С. И. Вавилова. Особенно чувствовалась дружеская поддержка Трофима Кононовича Молодого, самого близкого в институте, к сожалению, ушедшего затем раньше всех…

Однажды — это было в самом начале 1919 года — в комнату, где работал Сергей Иванович, зашел один из сослуживцев, товарищ по университету.

— Ты, кажется, ищешь квартиру для занятий? — спросил он.

Вавилов ответил утвердительно. Дома тесно и далеко ездить (Сергей Иванович в это время жил с матерью на Средней Пресне, в доме № 15).

Товарищ предложил помочь. В том доме, где он жил, в Успенском переулке на Арбате, у его соседей Весниных была большая квартира. В связи с жилищным кризисом сейчас всем предложили самоуплотниться. Предложили и Весниным. На всякий случай товарищ назвал своим соседям фамилию Вавилова. Те не возражают.

Учителя С. И. Вавилова Петр Петрович Лазарев и Петр Николаевич Лебедев (примерно 1911 г.).

Студент Сергей Вавилов (слева) со старыми друзьями по Коммерческому училищу. Справа—Борис Себенцов.

Комната С. И. Вавилова-студента.

Молодой Вавилов на трибуне (20-е годы).

— Если хочешь, поедем хоть сейчас. Посмотришь обстановку и решишь.

Сергей Иванович колебался недолго. Фамилия Весниных была ему хорошо знакома. Три брата, архитекторы, носящие эту фамилию, пользовались широкой известностью и всеобщим уважением.

В данном случае речь шла о среднем Веснине.

…Несколько дней спустя Сергей Иванович отнес в Успенский (ныне Большой Могильцевский) переулок свои книги и организовал там свой первый домашний рабочий кабинет. (Жить Сергей Иванович продолжал на Средней Пресне, с матерью.)

Так произошло знакомство будущего президента Академии наук СССР С. И. Вавилова с будущим президентом Академии архитектуры СССР Виктором Александровичем Весниным.

Так вошел Вавилов в дом, где он впервые встретился с Ольгой Михайловной Багриновской, сестрой хозяйки дома и своей будущей женой.

Их свадьба состоялась год спустя, в 1920 году.

Сергею Ивановичу было в то время 29 лет, Ольге Михайловне — 26. Дружба редкой силы и красоты, глубокое взаимное понимание отличали всю их совместную тридцатилетнюю жизнь. Никогда никто не стоял к Сергею Ивановичу ближе его жены. Никогда никто не знал духовного мира С. И. Вавилова так глубоко и полно, как знала его Ольга Михайловна.

Дочь московского присяжного поверенного — сотрудника и компаньона знаменитого в свое время оратора-юриста Ф. Н. Плевако, Ольга Багриновская выросла в типичной дореволюционной интеллигентской семье. Брат ее был профессором Московской консерватории, два дядюшки — Хвостовы — тоже профессорами, но гуманитарных наук: один — истории в Казанском университете, другой — римского права в Москве. Тетушка — О. П. Алексеева — играла на сцене Художественного театра и была женою родного брата Константина Сергеевича Станиславского, талантливого актера Бориса Сергеевича Алексеева.

Ученые, юристы, деятели искусств… Такова была родня, таков был круг знакомых.

Во всех таких семействах в стародавние времена царила музыкальная атмосфера. Музыка настолько полно сливалась с бытом, что никто не считал ее чем-то привходящим — таким, чего могло бы и не быть. Дети разучивали гаммы до того, как поступали в гимназии. Все родственники и знакомые обычно на чем-нибудь играли; некоторые еще и пели.

Было принято, собираясь в гости, иногда захватывать с собою скрипку или виолончель. Члены маленьких семейных кружков быстро разбирались, кто на что способен. Кто-нибудь садился за рояль, кто-нибудь вооружался скрипкой, и начинался маленький, домашний, как правило неплохой, концерт.

Рано приобщились к музыке и сестры Багриновские. Родители дали им соответствующее образование, обстановка довершила остальное. Девушки приятно пели, их знали и любили в литературно-музыкальных салонах.

Сама Маргарита Кирилловна Морозова, известная московская меценатка того времени, благоволила к ним и частенько приглашала девушек на концерты в своем доме.

Уже пылало пламя первой мировой войны, когда Ольга Багриновская, блестяще сдав вступительные экзамены, поступила в Московскую консерваторию по классу пения. Ее учителем стал прославленный преподаватель итальянец Умберто Мазетти, среди воспитанниц которого была, например, Валерия Барсова (Владимирова). Заветное желание младшей Багриновской стать камерной певицей (в оперу ее не тянуло) из области мечты переходило в область реальности.