Алексей Пантелеев - Наша Маша (Книга для родителей)

Прыгает она, правда, не совсем ловко, придерживает согнутую левую ногу правой рукой. Вчера делала 2-3-4 прыжка, сегодня во время гимнастики сделала уже двенадцать. Ликует:

— Еще! Еще! Мама, посмотри! Тетя Минзамал, смотри! Я прыгать научилась!

* * *

Недавно вспоминали с ней стишки, которым научила ее когда-то бабушка: “Вечер был, сверкали звезды, на дворе мороз трещал”. Машка знает эти стихи года полтора, и только сейчас, сегодня, я понял, догадался, что мороз для нее— это мороз с большой буквы, Дед Мороз.

Вчера она сказала мне:

— Мороз трещал, трещал... Когда он вытрещался, он принес всем детям елки...

* * *

Выдумает какую-нибудь нечисть и боится ее.

Вчера сидела у меня в комнате на кровати.

И вдруг:

— Ой, кто это?

Пока еще с лукавой улыбкой.

— Кто?— я говорю.— Где?

— Талафик!

— Какой Талафик? Где Талафик?

И через полминуты она уже объята страхом.

— Па-пыч-ка-а-а-а-а! Бою-у-у-усь!

Опять совсем как Мурочка у Чуковского.

15.7.60.

С увлечением прыгает на одной ножке. Вчера проскакала на правой ноге 24 раза подряд. Надо было видеть счастье, написанное на ее лице. На левой прыгать не могла совсем. Но я посоветовал попробовать, и она, после недолгой тренировки, прыгнула четыре раза!

* * *

Ходила с тетей Минзамал за керосином. Его раз или два в неделю привозят в соседнюю деревню. Позже я куда-то уходил. Машка догоняет меня у калитки.

— Папа! Я забыла тебе сказать... Я сейчас видела твою сестру.

— Как сестру? Тетю Лялю?

— Нет. Другую сестру. Которая тебя колет.

* * *

Вчера вечером Машка несколько раз:

— Мама, мне скучно что-то.

И за ужином, когда мы все были вместе, вдруг со слезами на глазах:

— Мне скучно. Мама, мне очень скучно почему-то...

Тоскливо? Грустно?

Что такое? Меня это огорчило, испугало даже...

18.7.60.

Сделал не очень приятное открытие. Не всегда мое общество полезно Маше. Вчера мы с ней немножко поссорились, она была почти весь день с матерью, и это благотворно сказалось на ее самочувствии. И спала хорошо, и с аппетитом ела. По-видимому, я ее взвинчиваю. С нею мы все время живем воображением; оба мы, по выражению мамы, фантазеры, а это, как видно, не всегда хорошо, иногда и плохо.

Примирение произошло вечером. Ходили втроем в деревню, где у Машки буквально глаза разбегаются— так много там детей, и особенно почему-то девочек...

* * *

Вчера и сегодня стоит изнуряющая жара. Папа отправился сегодня на велосипеде на ту сторону реки Луги и чуть не сгорел— такой испепеляющий зной, такое жгучее солнце.

* * *

Много и о многом спрашивает. Но “почему” очень редко, чаще— “что такое”. Примерный диалог:

— Папа, а что такое “офицерский дом”?

— По-видимому, это дом, где живут офицеры.

— А что такое “офицеры”?

— Это военные, начальники.

— А что такое “военные”?

— Военные— это люди, которые...

Перебивает:

— А что такое “люди”?

И уже лукавинка в глазах. Узнать интересно, но, пожалуй, еще интересное запутать, заговорить, загнать.

* * *

Поминутно бегает на хозяйскую половину. Мы ей запрещаем, но тем чаще она бегает, ибо сладок запретный плод.

19.7.60.

Играл с нею. Она была почтальоном. Приходит и говорит:

— Вы знаете, у меня пожар был. Я теперь у вас буду жить.

— Да что вы говорите? У вас был пожар? И что— много сгорело?

— Все сгорело. И стены, и пол, и кровать сгорели. И труба сгорела. И плита сгорела. И дети мои сгорели.

— Да что вы говорите?! Какой ужас.

— Да! Я им говорила: не трогайте печку. А они трогали. И все сгорели.

— Сколько же их у вас было?

— Пять.

— И все сгорели?

— Все.

— Как же их звали?

— Таня, Оля и Вера.

— Это три. А еще как?

— Еще— не помню. Еще Наташа и Манюся. И все продукты сгорели. И кошка сгорела. И вся посуда сгорела.

— А пожарные были?

— Пожарные не были.

20.7.60.

Вчера мама и тетя Минзамал ездили в город. Перед этим слышал Машкин разговор с мамой.

— Мы уезжаем. Ты останешься с папой.

— Я боюсь.

— Чего ты боишься?

— Я его боюсь. Он опять заставит меня бежать за велосипедом.

То, что мне казалось шутками и баловством, со стороны выглядело совсем по-другому. Учел это и не только не заставил ее бежать, а полчаса возил на велосипеде новым способом: я— в седле, она— на багажнике. Конечно, с таким ценным грузом за спиной надо ездить очень осторожно.

21.7.60.

Третьего дня мама куда-то уходила, Машка провожала ее до калитки. Слышу— рев. Выбегаю в сад, вижу— в руках у Машки альбом для рисования. Идет и плачет:

— Что с тобой?

Думал— жалеет, что мать ушла.

— Я... я... кофточку синенькую рисовала и нечаянно лицо девочке закрасила!..

В таких случаях говорят: “Мне бы ваши заботы, господин учитель”.

22.7.60.

Днем лежала у себя в кроватке. Не спит, думает о чем-то.

Пришла мама, спрашивает:

— Машенька, ты о чем думаешь?

— Я думаю: есть ли в Ереване грибы?

* * *

Словарь и синтаксис ее “взрослеют” быстрее, чем следует. Это потому, что она с одними взрослыми проводит время.

Приходит ко мне и сообщает:

— Тетя Оля в больницу попала.

(Тетя Оля— вымышленный персонаж, родственница девочки Люси.)

Спрашиваю:

— Что с ней?

— Ей живот разрезали. Она на войну попала.

— Как мне ее жаль. Она такая славная.

— Да,— говорит Маша.— Она добрая. И вообще— очень хороший человек.

* * *

Перед сном, уже лежала в кроватке:

— Мне очень нравится почему-то, когда тебя мама “счастливчик” называет. Это когда ты белые грибы находишь.

И, помолчав, добавила:

— Не ложные белые.

23.7.60.

Период беззаветной храбрости опять сменился периодом глупой трусости. Боится петухов, кур, муравьев, мух, автомашин, коров, лошадей, бабочек, стрекоз...

Вчера, когда я был в маленьком нашем продуктовом магазинчике, а она стояла за дверью и караулила велосипед, вдруг дикий рев:

— А-а-а-а! Боюсь! Машина!!! Бою-у-у-усь!..

А машина— в ста метрах от нее, по шоссе идет.

Боится взять на руки крохотного котеночка. Тянет ее к нему, очень хочется погладить, взять на руки, а не берет ни за что.

Меня это все огорчает. Откуда это? И где лекарство от этой беды? Опять же— детское общество, добрый пример. Другие не боятся,— значит, и мне зазорно бояться. А взрослые в этом случае не в счет. Они— большие, они другой породы, чего ж им бояться?!

* * *

Вышел во двор. Она одна— играет у ящика, который заменяет ей и стол, и стул, и плиту, и шкаф. Жалко ее, как всегда, когда она одна.

— Что ты делаешь?

— Я знаешь в кого? Я в бабушку играю.

24.7.60.

Вчера папа в лесу потерял свой старый, любимый, еще холостых времен, перочинный нож. Ходили с Машкой искать его и не нашли.