Вольфганг Ганс Путлиц - По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата)

Сэр Артур только снисходительно улыбался:

— Вы, немцы, вечно носитесь со своими экспериментами и только вызываете беспорядок во всем мире.

Я спросил его, может ли Англия теперь, во время войны, взять на себя ответственность за перевозку бензина на Ямайку в танкерах через моря, где снуют немецкие подводные лодки. Здешние заводы, получающие спирт из сахарного тростника, могли бы производить горючее для транспорта, точно так же, как наша винокурня в Лааске, работающая на картофеле. На заводе моего друга по ту сторону хребта это уже делалось. [295]

Если бы все спиртовые заводы занялись этим, остров сам вполне мог бы обеспечить себя горючим.

— Вы слишком примитивно мыслите, — возразил сэр Артур. — Каким образом мы сможем обеспечить доходы нашего бюджета, если нефтяные компании не будут больше платить таможенных пошлин? Две трети наших доходов составляют таможенные сборы за ввоз жидкого горючего.

Всякая мысль о нововведениях, которую я высказывал, казалась губернатору порождением ума сумасшедшего или даже революционера. Для него существовали лишь старые, установленные британскими колониальными властями порядки, которых и следует, полагаясь на бога, кое как придерживаться дальше. Все это породило, например, такую абсурдную ситуацию: в то время как тысячи судов гибли в море от подводных лодок, сахар и южные фрукты по-прежнему вывозились с Ямайки в Англию и возвращались обратно в виде мармелада известного консервного концерна «Блейк энд Кроссвел». Никто даже и не думал о том, чтобы построить на Ямайке мармеладную фабрику. Выращенные на Ямайке бобы какао отправлялись на английскую шоколадную фабрику в Кэдбэри и перерабатывались только там.

Самым удивительным в этой политике британских колонизаторов было то, что они считали упрямство проявлением силы и хвастались тем, что их настойчивость в сохранении старых порядков является вернейшей гарантией дальнейшего существования Британской империи.

Многие из местных англичан были приятными и образованными людьми. Они жили в культурных условиях, соблюдали определенный стиль жизни и даже теперь, во время войны, надевали к ужину безукоризненные смокинги. Однако они были настолько оторваны от миллионов людей, судьба которых находилась в их руках, что серьезно воображали, будто их господство является благодеянием для этих людей.

Даже канадцы были возмущены здешней бесхозяйственностью. Многие из них хотели после войны приехать на Ямайку и заняться здесь земледелием, чтобы показать тупым «имперцам», чего можно достичь на этой благословенной и плодородной земле при рациональном ведении хозяйства. [296]

Немногие из этих канадцев смогли претворить свое намерение в жизнь; летом 1941 года бравых виннипегских гренадеров без всякой военной подготовки отправили в Гонконг, где зимой их истребили японцы.

С первых же дней пребывания на Ямайке наши мысли были заняты планами о том, как выбраться из этого рая, обнесенного колючей проволокой. В условиях войны мы могли найти убежище только в Соединенных Штатах; в любой другой стране мы рано или поздно оказались бы на мели.

После того, как губернатор предоставил мне пишущую машинку, я начал записывать кое-что из пережитого в расчете на то, что, печатаясь в американских журналах, я смогу заработать немного денег на жизнь в Америке. Так как у меня не было никаких связей с издательствами в США, я послал свои рукописи одному старому знакомому, работавшему в Вашингтоне в отделе печати Государственного департамента, и просил его показать их кому-либо из местных публицистов. Канадский часовой доставил пакет, адресованный в Вашингтон, американскому консулу в Кингстоне, который отправил его со своим курьером, и, таким образом, я не имел никаких затруднений с цензурой.

Неделю за неделей, месяц за месяцем ждал я ответа и постепенно начал терять всякую надежду. Но в середине мая долгожданное чудо все-таки свершилось. Поздно вечером, когда Вилли и я уже почти прикончили на сон грядущий бутылку рома, у нас на веранде неожиданно появился комендант лагеря. Он сказал, что ему только что позвонили из Кингстона и сообщили, что на следующий день из США к нам приедет очень важный посетитель. Правда, на вопрос, кто этот господин, комендант ответить не мог. Мы с большим любопытством ожидали появления незнакомца. Вилли приготовил все, включая лучшие коктейли, чтобы привести нашего гостя в дружелюбное расположение духа.

На следующий день к нашему бараку подкатила ослепительная губернаторская машина, из которой вышли господин и дама. Унтер-офицер без всяких распросов отодвинул рогатку из колючей проволоки и пропустил посетителей. Мужчина представился как Исаак Дон Левине из Нью-Йорка. Дама была его женой, отдыхавшей во Флориде; она вместе с мужем предприняла на самолете эту небольшую прогулку из Майами на Ямайку. Было видно, что она урожденная американка, хотя в ее английском языке нельзя было не заметить польско-еврейского акцента. Хотя г-н Исаак Дон Левине выглядел и не вполне элегантно, знаток, взглянув на его белый летний костюм и панаму, сразу мог заметить, что они были из самого дорогого и наилучшего материала.

Вошедший бросил гневный взгляд на вежливо ретировавшегося унтер-офицера. Господин Левине был полон жгучей ненависти к англичанам. Хотя о его прибытии губернатор был извещен самим английским послом в Вашингтоне, бывшим министром иностранных дел лордом Галифаксом, на аэродроме в Кингстоне его и жену раздели чуть ли не донага и обыскали, словно речь шла о каком-нибудь незначительном путешественнике или даже контрабандисте. Между тем г-н Левине, как он нам сообщил, является в настоящее время одним из наиболее известных и преуспевающих публицистов Нью-Йорка. Весной он выпустил самую сенсационную книгу последних лет под названием «Out of the Night» — «Бегство из ночи», автором которой являлся бывший немецкий коммунист, переживший необыкновенные приключения. Человека звали Кребс, но, чтобы ввести гестапо в заблуждение, он писал под псевдонимом Ян Валтин. Валтин заработал свыше ста тысяч долларов, а г-н Левине, вероятно, еще больше. Господин Левине читал мои записки.

— Книга будет иметь огромный успех, даже еще больший, чем книга Валтина, — сказал он. — Нам нужно только договориться о том, чтобы переделать ее на американский лад.

— Замечательно! — ответил я. — Только вряд ли вы охотно останетесь здесь, в моей золотой клетке на Ямайке, чтобы проделать эту работу.

— Об этом не может быть и речи! У меня масса дел в Нью-Йорке. Вы сами должны приехать в Америку.

— Господин Левине, вот уже целый год как я хочу туда поехать, но мне не дают иммиграционной визы. [298]