Владимир Гельфанд - Дневники 1941-1946 годов

26.10.1943

Мелитопольский плацдарм.

Позавчера фрицев прогнали с прежнего участка обороны. Выгнали танками, минометами, катюшей, пушками, авиацией, наконец.

30.10. или 1.11.

Столько событий и случаев произошло в жизни моей со дня моей последней записи.

Сейчас вечер. Почти совсем темно. Солнце давно село. Мы подошли к озеру Сиваш, или, как его иначе называют, "Гнилое море". Оно является заливом Азовского.

Здесь заняли оборону. Пока, очевидно, до завтра. Ведь это первый раз мы можем отдохнуть и поспать более двух часов. Последний раз, где я хотел описать "Игру судьбы" - еще два случая, чуть было не ставшие для меня роковыми, я был у села Акимовка, на северо-восточной окраине его, где размещалась опытная станция. Оттуда и начался наш безостановочный путь до самого Сиваш озера. Акимовка, Петровка, Сиваш - крупные села, которые мы прошли за это время.

Продвигались с боями. Снаряды рвались вокруг да около, неся смерть. Многих ранило, многих убило - особенно пехота потеряла. Сейчас фактически у нас пехоты нет. Остались в батальоне минометчики, пулеметчики, санчасть, и прочие "тыловики" по-пехотински.

Мои родные Днепропетровск и Днепродзержинск освободили мои доблестные собратья по оружию. Об этом я узнал еще вчера или, кажется, позавчера из газет, которые я держу у себя.

От папы получил два письма.

Полтора суток бродил, отстав от своих - обо всем подробней в свободное время. Сейчас уже совсем темно и я не вижу букв своего письма.

02.11.1943

Партсобрание полка. Командир полка полковник Паравишников, его зам по политчасти капитан Чертовской, агитатор полка капитан Андреев.

4 или 5.11.1943

Чехово. Ночью подошли сюда, сделав 25 километров. Это расстояние впервые покрылось быстро и незаметно. До Днепра отсюда километров 70.

Крым отрезан. Позавчера ночью нашу колонну бомбили фрицы. Бомбы попали в центр 2-го батальона. Пострадали и минометчики. Ранен был капитан - дважды орденоносец Хлыстов, ранены младший лейтенант Герасимов, с которым я вместе учился, лейтенант Киримов и младший лейтенант Колесник. У моего бойца Пластуна убило брата.

Старшего лейтенанта со второй минроты сняли и хотят отдать под суд, ибо он растерял матчасти минометов. Хуруленко назначен на его место.

Игра судьбы, о которой мне хотелось рассказать, трижды касалась моей жизни за это время. Первый раз - когда снаряд, прорвав стенку моего окопа, целиком улетел прочь и разорвался лишь на верху балочки, где мы стояли. Я тогда глубоко врылся в землю по длине, и это обстоятельство спасло меня.

В другой раз меня постигло еще более опасное происшествие, оставившее неизгладимое впечатление на всю мою оставшуюся жизнь.

Возле опытной станции села Акимовка, в лесопосадке, что перед станцией, заняли мы оборону. Вскоре туда подошли санитары 2 батальона и расположились в окопах (одиночных и глубиной в три штыка). Среди них была и Марийка, та самая Мария Федорова, с которой я не раз беседовал, будучи во втором батальоне и которая так часто веселила минометчиков своей болтовней и смехом. Некрасивая и чуть горбоносая, но симпатичная астраханка, она была постоянным гостем нашей минбатареи.

Теперь я вновь увиделся с ней и долго с интересом разговаривал. Мы сидели в одном окопе. Она показывала мне свой пистолет ТТ и просила поставить на предохранитель. Потом ребята из моего взвода принесли мне соленых огурцов с перцем, и я угощал ими Марию. Мы кушали их с хлебом, и она наслаждалась вкусом украинских солений. Кругом рвались, ухали и гудели снаряды, поднимая то близко то далеко густой серый дым разрывов. Мария, обычно совсем не боязливая и решительная, была сейчас уныла и растеряна. Она вдруг стала говорить о смерти и еще о многом страшном и тоскливом: "Я чувствую, что нам всем не жить здесь сегодня ... Здесь такой ужас ... И зачем только я сюда пришла ... Я могла остаться там, в санбате ... Знаешь, я так боюсь одна ... Я не выдержу сидеть в окопе". Я обещал, что вырою окоп на двоих, и успокаивал ее как мог. Потом снаряды стали пролетать рикошетом над самой головой с таким ужасным шипом, что казалось, что они специально пугают, издеваясь над человеческими нервами.

Вдвоем было нельзя сидеть в одиночном окопе - была опасность попадания осколков и пуль, трещавших над самым ухом - разрывных. Я решил перейти в другой окоп, что был рядом. Окоп был помельче и находился в метре от первого. Только поменял я окоп - новый заурчал снаряд, зашипел неистово и с остервенением ударил в землю. Я упал навзничь, в окопе почувствовав страшный толчок вдруг в уши и голову. На минуту не мог прийти в себя, и, когда опомнился, понял, что был разрыв снаряда. Пилотки у меня на голове не оказалось, с носа брызнула кровь и до одури заболело в висках. Сбросив с себя землю, присыпавшую меня, встал и стал звать Марию. Она не отзывалась. Было уже темно, и я решил, что ее присыпало в окопе. На мой зов пришли санитары и обнаружили на месте Марии и ее окопа одно месиво. Снаряд, пролетев по поверхности земли метров шесть и сделав в земле длинную канаву, упал, разорвавшись в окопе Маруси. Понятно, что от нее не осталось ничего.

У самой моей головы, оставив небольшой лишь слоек земли, между мною и своим движением, промчал снаряд. Канава, проложенная им, служила ярким свидетельством опасности, которая могла мне угрожать, сверни снаряд, буквально несколько сантиметров в сторону, ближе к моему окопу.

Пилотки я так и не нашел. Лишь наутро я обнаружил ее метрах в трех от спасительного окопа, в котором тогда находился. Марию наутро раскопали, расковыряли. Нашли одну ногу, почки и больше ничего. Да, - и пистолет ТТ нашли санитары. Марию зарыли и оставили в земле безо всякого следа и памяти. Я приказал своим бойцам сделать Т-образную табличку, и, надписав на ней маленький некролог в память Марии, установил ее. Так закончила свой жизненный путь Мария Федорова, 19 года рождения, астраханка, медаленосец и кандидат ВКП(б), старшина медицинской службы. Недавно, в дни Октября, приказом по полку Мария была награждена посмертно орденом Отечественной войны ? степени.

На другой день наши войска выбили противника из Акимовки и значительно раздвинулись вперед, во все стороны света.

Мы двигались ночью за боевыми порядками нашей пехоты. Когда мы вышли из посадки, я вспомнил, что забыл шинель командира роты, которую он мне дал после этого случая с Марией на подстилку спать. Я вернулся за шинелью и, мигом взяв ее, побежал догонять своих. Я бежал на звук отдаления подвод с пол часа и когда добежал до двигавшейся по Акимовке колонны, то оказалось, что это 400-какая-то дивизия.

Я потерял свою часть. До самого рассвета я метался из конца в конец Акимовки, попал на колонну 547-ой, если не ошибаюсь, дивизии. Потом наткнулся на 347-ю. В селе нашел немецкие консервы, массу журналов и листовок на немецком языке, в которых везде фигурировала отвратительная морда вожака немецких разбойников - головореза Гитлера, выступающего перед своей шайкой. Нашел также коробочку, доверху наполненную сливочным маслом, сухари, семечки. Этим и жил весь день: чтением и съедобными остатками немецкой роскоши.