Иван Лаптев - Власть без славы

Первое. Учитывая ситуацию, время, в которое мы проводим Съезд, вносится предложение провести Съезд в течение трех дней.

Второе. В повестку дня включить вопрос — Заявление президента СССР и высших руководителей союзных республик, рассмотреть предлагаемые меры, принять соответствующее решение. После перерыва, который будет сейчас объявлен для обсуждения Заявления в депутациях, съезду предлагается избрать рабочий Президиум в составе президента СССР, глав или представителей республик. На первом заседании поручить председательство президенту СССР М. С. Горбачеву, а потом — в порядке очередности. Благодарю за внимание.

Как только президент Казахстана произнес последнюю фразу, я объявил перерыв до 14 часов для обсуждения заявления на собраниях республиканских депутаций.

Б. Ельцин в своих «Записках Президента» вспоминал эти минуты так:

«…Самые оголтелые бросились на защиту Съезда. С трибуны бросались слова о «предательстве», «заговоре», «разворовывании страны» и прочее. Михаил Сергеевич всегда с трудом сдерживался, если при нем говорили такие гадости, а когда его довели окончательно, он вышел на трибуну и пригрозил: если Съезд сам не распустится, то можно его и разогнать. Это охладило пыл выступавших, и заявление Совета глав государств было принято».

Бориса Николаевича или его литературных помощников подвела память. Во-первых, Совета глав государств в тот момент еще не существовало. Во-вторых, Заявление в целом вовсе не принималось, из него голосовались отдельные вопросы, но значительно позже. В-третьих, Горбачев на трибуну не выходил, съезд он «успокаивал», когда вел его второе заседание, после перерыва, и таких слов не произносил. В-четвертых, слова «предатели», «мерзавцы» и кое-что похлеще летели не с трибуны, их выкрикивали депутаты, выбегавшие к президиуму, где стояли мы с Нишановым, президенты в это время уже покидали зал. Именно нам с Рафиком и досталось умываться этими оскорблениями.

За сценой президенты пожимали мне руку, успокаивали. Затем быстро отправились на встречи с депутатами от своих республик. В результатах этих встреч, можно было не сомневаться — президенты практически полностью контролировали составы и поведение народных избранников от своих регионов, контролировали даже жестче, чем это было в добрые старые времена. Через четыре часа в этом могли убедиться все, кто наблюдал за съездом. Депутации вернулись в зал не только с одобрением Заявления, но и с ультиматумом съезду. Вот как он был сформулирован на собрании депутатов от РСФСР. Огласил его там Г. Х. Попов:

— Вношу следующее предложение: одобрить Заявление и принять его за основу. Если съезд не поддержит заявление, народным депутатам СССР, избранным от Российской Федерации, покинуть съезд.

Это предложение было принято…

В 14 часов мы с Нишановым снова взошли на свою Голгофу. И снова мне пришлось открывать заседание. Надо было избрать рабочие органы съезда, секретариат, группу наблюдения за электронной системой голосования, но главное — президиум. Уже по схеме, предложенной Назарбаевым.

Хотя у микрофонов по-прежнему стояли очереди, настроение в зале было совсем не таким, как утром. Президенты, чувствовалось, поработали.

От микрофонов махали руками и даже кричали. Не обращая на это внимания, я быстро проголосовал все три вопроса — списки фамилий были у депутатов на руках — и пригласил президента и руководителей республик в президиум. Сказал в микрофон:

— Если никто не возражает, президент СССР М. С. Горбачев будет вести это заседание.

Никто не возражал или не успел возразить. Я с огромным облегчением уступил Горбачеву председательское место и сел рядом с ним.

Президент повел заседание жестко, предупредив очереди у микрофонов, что такие демонстрации он не воспринимает и будет давать слово только представителям республик, чтобы они доложили согласованные позиции своих депутатов. Доклады получились столь лаконичными, что за полтора часа успели выступить 14 человек, да еще голосование по двум вопросам провели.

Как и ожидалось, мнение было одно. Два или три депутата упрекнули нас за нарушение регламента, Ю. Н. Щербак (от Украины) возразил против Конституции СССР — не нужна такая надстройка, жить будем по-своему, украинскому, Основному Закону, Т. П. Буачидзе зачитал обращение к съезду от Верховного Совета Грузии с просьбой признать независимость республики, это повторили представители Кыргызстана и Молдовы, Я. Я. Петерс (Латвия) выразил признательность народу России, спасшему мир, демократию, и вручил Горбачеву петицию с предложением немедленно издать указ о признании независимости Латвии, А. А. Собчак (РСФСР), С. С. Шушкевич (Белоруссия), В. Т. Адылов (Узбекистан), Э. М. Кафарова (Азербайджан), С. Х. Негматуллоев (Таджикистан) и все остальные выступавшие поддержали Заявление с минимальными и в основном чисто формальными замечаниями.

Михаил Сергеевич быстро подвел итог: раз есть такая общая позиция по Заявлению, значит, есть и согласие по повестке дня съезда, поскольку она сформулирована в Заявлении, и можно ее утвердить. Он поставил вопрос на поименное голосование. 1350 — «за», «против» только 107. Повестка утверждена.

Как-то быстро между выступлениями сформировали комиссию, которой предстояло превратить Заявление одиннадцати в проект соответствующего конституционного закона, который, собственно, и должен был стать главным результатом работы высшего органа государственной власти Советского Союза.

На второй день нашей работы комиссия уже представила проект закона. В нем содержались такие предложения: избрать нового вице-президента, временного председателя Верховного Совета СССР, сохранить за Верховным Советом права высшего законодательного органа страны, являющиеся сейчас прерогативой только съезда, сформировать центральное правительство, а Госсовету, о котором говорится в заявлении, наследовать функции Совета Федерации. В значительной мере сохранялись полномочия президента СССР.

После завершения второго дня работы съезда президенты взялись за этот проект и «разнесли» его. Правда, критика была слишком общей: просто не так — и все. Не устраивали не статьи предлагаемого законопроекта, не устраивало их нечто другое, а именно хоть какое-то сохранение союзных структур, продление жизни пресловутого Центра. Не случайно почти весь этот день в зале настойчиво звучала критика в адрес союзных министерств, других структур, не обходилась и политика Центра, который, как сказал Б. Н. Ельцин, безнадежно отстал от страны. Единственным светлым моментом второго дня были выступления депутатов от автономий, которые в лице Центра всегда видели защитника от произвола руководства союзных республик.