Владимир Мерзляков - Легион «белой смерти»

5) можно предположить, что в пределах обозримого будущего американец соответствующего ранга будет захвачен Советской Россией или ее союзниками. В таком случае обмен заключенными через дипломатические каналы, возможно, наилучшим образом будет соответствовать интересам США.

После выступления Донована судья Байерс спросил:

— Желает ли обвиняемый что-либо сказать от своего имени?

— Нет, Ваша честь, я не желаю ничего сказать, — последовал ответ Абеля.

Вынесение приговора заняло всего 16 минут. Судья объявил, что Абель приговаривается к 30 годам тюремного заключения и уплате штрафа в три тысячи долларов.

«Когда я затем пришел к Абелю в камеру для заключенных в подвале здания суда… он ожидал меня, — вспоминает Донован. — Непринужденно сидя в большом деревянном кресле, закинув ногу на ногу, он попыхивал сигаретой… Глядя на него, можно было подумать, что у этого человека нет абсолютно никаких забот.

— Это было неплохо, — сказал он наконец. — То, что вы сказали там в суде, — это было очень здорово.

…Моя рубашка промокла от пота и прилипла к бокам. Все мои духовные силы были исчерпаны, а он с поразительной самоуверенностью говорит мне «неплохо». В этот момент подобное холодное самообладание профессионала показалось мне невыносимым».

После суда Абель подал апелляционную жалобу на несправедливый суровый приговор. Она была рассмотрена апелляционным судом только 11 июля 1958 года, оставившем в силе приговор суда первой инстанции. Это решение, естественно, не могло удовлетворить Рудольфа Ивановича, и он попросил своего защитника принять меры к передаче дела в Верховный суд, который, затянув рассмотрение дела до 28 марта 1960 года, пятью голосами против чет䭋рех вынес отрицательное решение.

Итак, Абелю предстояло отбыть тридцать лет тюрьмы. Если учесть, что к моменту вынесения приговора ему исполнилось 54 года, то практически это означало пожизненное заключение.

По поводу решения Верховного суда Абель писал Доновану: «Оно меня не удивило. Я не верил, что дело будет рассматриваться на основе закона. Я рассматриваю его как политическое решение».

Это была трезвая оценка.

Нью-йоркская окружная тюрьма на Уэст-стрит, где Абель находился до 25 мая 1958 года, представляет собой весьма мрачное сооружение, построенное вначале под гараж, а затем переделанное под тюрьму. Помещение очень темное, сырое, и даже днем в нем горит электрический свет. Ночью свет выключается, остается лишь минимум освещения для нужд охраны. На первом этаже — контора дежурного, у которого имеются доски с сигнальными лампами, телефоны, ключи и т. д. Защищена контора толстыми стеклянными стенами, якобы не пробиваемыми пулями. На передней (входной) двери и других дверях в прихожей поставлены электрические замки и приводы, открывающие и закрывающие их.

Через вторую дверь на первом этаже тюрьмы арестованного ведут к лифту и поднимают на второй этаж. Из лифта выводят в зал, в котором расположен ряд стальных клеток-камер и, повернув направо, через решетчатую дверь попадают в так называемую приемную. Здесь арестованному предлагают раздеться, принять душ, пройти телесный осмотр и одеться в тюремную одежду. Одежда и личные вещи просматриваются, и на них составляется опись, копию которой вместе с квитанцией на деньги вручают арестованному. Ему дают номер и затем водворяют в камеру для вновь прибывших, именуемую карантином. В этой части второго этажа размещены камеры для особо важных преступников, карцер, склад одежды арестованных, приемная, камера-раздевальная с душем, камера для наркоманов, контора начальника охраны, отдел учета с фотографией, больница.

Распорядок дня в тюрьме выполнялся неукоснительно: побудка — в 6.30 утра, завтрак — в 7.00, проверка — в 8.00, проверка — в 10.00, обед — в 11.30, проверка — в 14.00, ужин — от 17.00 до 18.00, проверка — в 19.00, проверка — в 21.00, сон — в 22.00.

Все арестованные, в том числе Абель, периодически подвергались телесному осмотру. Он был очень тщательным. Раздевали догола, осматривали рот, уши, тело, пальцы рук и ног, подмышки и т. д.

Первое время Абель содержался в одиночной камере для особо охраняемых, затем из-за нехватки мест в тюрьме, как объясняла администрация, к нему подселили уголовника Винсента Скуилланта, известного под кличкой «Джимми». Он считался «королем» вымогателей, занимавшихся рэкетом в центральной части Нью-Йорка. Как сообщали газеты, Скуиллант пользовался уважением среди бандитов, поскольку он был крестником печальной славы Альберта Анастазия, являвшегося в свое время шефом фирмы по организации убийств.

Директор тюрьмы Кринский в конце февраля 1958 года сообщил Доновану, что адвокат Скуилланта подал жалобу на имя администрации, будучи недоволен тем, что его клиента «заставляют» находиться в камере с осужденным русским. «Люди думают, — указывалось в жалобе, — что он (Скуиллант. — Авт .) — коммунист».

«Я убедил Кринского, — пишет Донован, — что он должен отвергнуть жалобу Скуилланта. Минуту спустя ввели Абеля, и я обратился к нему со следующими словами:

— Я слышал, у вас появился сосед по камере.

— Да, — ответил Абель, — бедняга бандит.

— Как вы с ним уживаетесь?

— Очень хорошо, — сказал полковник, закуривая сигарету, — я учу его французскому языку. Видите ли, Скуиллант был очень расстроен в связи с тем, что снова попал в тюрьму, и первые дни вел себя, как зверь в клетке. Я не обращал внимания на его возню, но в конце концов она стала мешать мне решать математические задачи, с помощью которых я убивал время. И вот у меня появилась идея.

Я замечал, что людям, привыкшим действовать методами насилия, физическое утомление помогает успокаивать эмоциональное возбуждение. Мне трудно было что-нибудь придумать в маленькой камере с самым строгим режимом. Однако я заметил, что стены, потолок и пол камеры — грязные, и спросил, не хочет ли он поскрести их, чтобы сохранить свою физическую форму…

В конце концов он заявил, что займется этим делом. С тех пор каждый день по нескольку часов он скреб камеру и содержал ее в абсолютной чистоте.

Я подумал, чем бы компенсировать его усилия, и предложил учить его французскому языку, и он был в восторге. Я проявил терпение, и без каких-либо текстов мы добились весьма неплохих успехов».

Тяготы однообразной тюремной жизни на Уэст-стрит скрашивали лишь периодические выезды в суд и пребывание в обществе адвокатов, особенно Донована, с которым Абелю удалось установить довольно хорошие отношения.

«Я нашел в нем (Абеле. — Авт .), — пишет Донован, — увлекательного, будящего мысль собеседника, особенно благодаря интеллектуальной честности, с которой он подходил к любому вопросу». В другом месте, характеризуя своего подзащитного, Донован указывает: «Полковник был на редкость своеобразной личностью. Его снедала постоянная потребность в духовной пище, свойственная каждому образованному человеку».