Карин Мюллер - Japanland. Год в поисках Ва

700 миль ходячей медитации, созерцания каждого шага. Это в равной мере красота и аскетизм. Говорят, что если искренне придерживаться дисциплины, разум и сердце рано или поздно последуют за шагами.

Через 2 месяца я вернусь домой в Штаты. За все эти месяцы я ни на шаг не приблизилась к тому неуловимому чувству внутреннего спокойствия, которое было моей целью. Это паломничество-моя последняя надежда. За 8 недель я должна найти ва – иначе прилечу домой с пустыми руками.

Для тех, кто жаждет строгой дисциплины, Коясан – лучшее место начала обучения. Жизнь в монастыре предельно проста и аскетична. Здешний распорядок призван избавить монахов от желания вкусить мирские развлечения, от привязанности к материальному миру. Еда только вегетарианская – на завтрак простой мисо-суп и большая плошка риса. По кругу передают тарелочку с маринованными овощами, но никто не берет больше одного ломтика. Монахи доедают каждую рисинку и наливают зеленый чай в освободившиеся плошки. Овощи используют для того, чтобы подобрать остатки еды, а потом съедают и допивают чай. Прибрав за собой, принято читать благодарственную сутру. Потом все расходятся по своим делам. Младшие послушники собирают посуду и бегут на кухню ее мыть.

Я предлагаю помочь по хозяйству, и меня тут же записывают в уборщики. Мы отчищаем каждый сантиметр сверкающего пола. Вода замерзает в тазах, пальцы немеют от холода. Закончив работу, послушники спешат на занятия – беспрерывные собрания и изучение сутр не прекращаются до глубокой ночи. Меня же зовет настоятель, приветливо улыбаясь и махая рукой.

Его зовут Коити-сан. Раньше настоятелем храма был его отец, потом управление перешло к нему. Сколько он себя помнит, Коясан всегда был его домом – простые платья и шлепанцы, кленовое дерево с ярко-красными листьями у ворот. У него двое сыновей; одному из них однажды предстоит стать настоятелем. Коити-сан смеется часто и искренне, как правило, над собой. Он сидит и совершенно невозмутимо ведет беседу, пока послушник бреет ему голову. Юные ученики спешат выполнить любое его поручение, но я ни разу не видела, чтобы он сердился или повышал голос. Коити-сан очень похож на Гэндзи с одним отличием: его жизнь регулируется гораздо более простыми правилами.

Свою жизнерадостность и оптимизм он проявляет при любом случае. Кажется, они постоянно присутствуют в его жизни, как имбирь в имбирном прянике. Он умудряется все воспринимать всерьез, но при этом ни на что не обращать внимания.

«Как можно не обращать внимания на этот колокол?» – недоумеваю я как-то утром, после особенно ужасного пробуждения.

«Если понять, что мир – это иллюзия, сон уже не имеет над тобой власти», – отвечает он.

«Но если мир – всего лишь иллюзия, можно просто не вставать по утрам!»

«Однако есть вещи, которые необходимо делать»,-смеется он. И с этими словами надевает шарф и выходит на мороз.

Вечером я смотрю, как он сгребает опавшие листья. Его движения медленны и упорны, а горки листьев идеально ровные и расположены на одинаковом расстоянии. Он полностью поглощен работой и не делает ни одного лишнего движения. На его лице написано такое умиротворение, точно уборка листьев для него – это награда, а не обязанность. Не думаю, что секрет в сутрах, которые он выучил, или в бесконечном повторении жестов, или в замысловатых изящных мандалах, покрывающих стены его храма. Кажется, ключ к пониманию сингонского буддизма кроется в самом Коити-сан.

И все же… спокойствие Коити-сан как-то не вяжется с основной концепцией буддизма: вся жизнь состоит из страданий.

В ответ на мои сомнения он лишь смеется: «Причина страданий – в нашей привязанности к вещам, к материальному миру. Мы хотим, чтобы некоторые вещи были вечными – молодость, деньга, волосы. – Он сокрушенно проводит рукой по лысому черепу. – Волосы особенно хорошо иметь зимой!»

«Так, значит, не нужно ни к чему привязываться?»

«Да. И нельзя терять чувство юмора. Без него никак».

«Коити-сан, – набравшись храбрости, спрашиваю я, – а вы знаете, в чем смысл жизни?»

Он отвечает, не раздумывая: «Первое и самое важное в жизни, – произносит он с серьезным видом, – поддерживать чистоту в храме».

Проходит несколько дней, и я знакомлюсь с другими послушниками. Мне нравятся их робкие улыбки и то, как они заступаются друг за друга, если кто-то опаздывает. Нравится, с каким усердием они оттирают пол. О таких детях мечтают все родители. Они воспитаны, вежливы, послушны, но почему-то кажутся слишком серьезными для своего возраста. Даже самые младшие, которым всего 9, не думают бунтовать против жесткого и скучного распорядка. Кажется, упрямый дух молодого Кобо Даиси не выдержал под тяжестью правил и этикета.

Но как-то раз, поздно ночью, я слышу звук шагов. Это шаркают монашеские шлепанцы. Надеваю свои одежды и выхожу в коридор. Тень в шафрановом одеянии мелькает в бесконечных коридорах, на лестнице, за углом и наконец оказывается в безлюдной части монастыря. Из самого угла исходит жутковатый неоновый свет. Монах опускает монетку в торговый автомат и достает из него банку диетической колы. Кажется, Кобо Даиси может спать спокойно.

Неделю спустя, выходя из кухни, случайно сворачиваю не туда и оказываюсь на территории монашеского общежития. Оно ничуть не похоже на келью и подозрительно напоминает студенческую общагу. Всю стену занимает коллекция компакт-дисков и громоздкая стереосистема. 2-этажные кровати никто не трудится заправлять. На полу валяются гантели, а в одном углу – о боже! – телевизор! 14-летний послушник режется в видеоигру про сумо. Сказываются часы медитативной концентрации: мальчонка преодолевает уровень за уровнем. Сосед умоляет его заканчивать: скоро начнется матч любимой команды по бейсболу.

Наконец приходит пора уезжать из этой волшебной обители, населенной людьми в оранжевых одеждах и приютившейся среди сосен и кедров на священной горе. Это настоящее убежище, где можно укрыться от всего мира. Кажется, что природа, космическая энергия и человеческая доброта объединились здесь, чтобы накрыть это место теплым обволакивающим коконом. Мне очень жаль, что надо уезжать.

Когда я уже надеваю ботинки, из храма выходит мать Коити-сан, чтобы попрощаться со мной. Она протягивает мне блестящее красное яблоко, которое уже несколько дней лежало у алтаря. Свежие фрукты в это время года – невиданная роскошь. Я аккуратно упаковываю яблоко в рюкзак, между слоями одежды. И когда мне хочется вспомнить о горе Коя, достаю его и вдыхаю аромат благовоний и безмятежного созерцания.

Гористый остров Сикоку похож на ядрышко в центре Японии. По мере того как паром рассекает ледяные воды, высоченные пики становятся все ближе. Горы опоясывает тонкая полоска пляжа; кое-где расположены рыболовецкие порты. Воображение само рисует картины: бесконечные пустые пляжи, белый песок, хрустящий под босыми ногами… бамбуковые леса в сумерках мох и полосатые тени, пустые стебли, ударяющиеся друг о друга с жутковатым звуком – точно привидение бренчит своими костями… маленькие заброшенные храмы в окружении кедровых лесов… Мне просто не терпится все это увидеть.