Михаил Щербаченко - Законы Лужкова

И не то чтоб не посылали ему ласковых ответов (народец в клубе все же собрался бывалый), но делали это как-то вяло — вроде бы и огрызнулся, и в то же время большого босса не обидел. Да и можно ли, в самом деле, переорать Ниагарский водопад? После матча, бывало, игроки сами себя утешали: ну, несдержан Палыч на язык, но можно же понять — работа ответственная, нервная, вот он и снимает напряжение.

Непонятно было только, почему Ю. М., который все это видел и слышал, не тормознул управляющего делами. А ведь одной фразы: «Паша, ребята на тебя обижаются» было бы довольно. Но нет. Быть может, Лужков из деликатности не хотел напоминать Бородину, «кто в доме хозяин». И это понятно: нельзя было не оценить, что даже тогда, когда отношения мэра и президента пошли наперекосяк, Пал Палыч продолжал ходить в клуб. Хотя в Кремле ему давали понять, что такое поведение вызывает подозрение. А возможно, Ю. М. не одергивал Бородина, поскольку считал, что взрослые мужчины должны уметь за себя постоять. Сам же с любопытством наблюдал, кто как реагирует на бородинский базар, и делал свои кадровые выводы.

И Палыч, отменив цензуру на нецензурщину и предоставив себе полную свободу матерного слова, своими пассажами поднимал градус обычных тренировочных игр до состояния по меньшей мере финала Кубка европейских чемпионов. После его ухода на поле стало так тихо, что можно было даже услышать трель судейского свистка…

А ушел Бородин неожиданно. Пропал, когда началось лето 99-го и играть на свежей травке стало особенно приятно. Сначала никто ничего не подозревал — день нет Палыча, другой нет, не заболел ли часом? Потом узнали: нет, здоров, исправно играет в своем футбольном клубе «Ильинка» (его Бородин создал из бывших футболистов, которые в разных любительских турнирах проходили как сотрудники УД президента; название заимствовано у улицы, где находится главный офис управделами). Что такое, что произошло?

Еще до того, как узнали ответ, было замечено, что два-три члена клуба исчезли вместе с Бородиным. А несколько человек стали приходить ко второму тайму, притом в весьма измотанном виде. Вскоре выяснилось, что сначала они посещают стадион «Локомотив», где на час раньше начинает играть «Ильинка», а уже потом на всех парах мчатся из Черкизова в Лужники. Стараются сохранить отношения и с Лужковым, и с Бородиным. В общем-то, никто в команде их не осуждал, просто каждый делал свой выбор. Но атмосфера в клубе потяжелела.

«Совместители», чувствуя неловкость, весело рассказывали, что атакующее мастерство Бородина продолжает расти и мячей он в Ильинке забивает штук по двадцать за игру. Пять игр — сто голов. Ривалдо с Шевченко отдыхают. Вот только друзьям-предпринимателям приходится все чаще тратиться на банкеты.

Но при этом говорили, что Палыч невероятно переживает и даже расценивает свой уход из клуба как личную драму. Вскоре дошла цитата: «Этого я Лужкову никогда не прощу». Чего, однако, этого? Неужели той самой статьи?

Дело в том, что незадолго до ухода Бородина из клуба в газете «Версия» появилась публикация о зарубежных счетах управляющего делами. Газета эта входит в холдинг «Совершенно секретно», главой которого был в то время Артем Боровик. Артем, к слову, периодически наведывался в клуб, играл в защите красных и никаких эксцессов с Бородиным не имел. То, что Боровик близок мэру, что их связывают чуть ли не дружеские, несмотря на разницу в возрасте, отношения, все знали. И куда как просто было усмотреть в факте появления статьи «руку Лужкова». Слишком просто. До неправдоподобия. В клубе тогда подумали и рассудили: Боровик делает газету, ему нужны «бомбы», такая работа. При чем тут Лужков?

Палыч решил, что «при чем».

У них, Лужкова и Бородина, больше не было личных встреч. Управделами не захотел выяснять отношения с мэром, мэр, в свою очередь, не посчитал нужным искать повод для объяснений.

По зрелому размышлению возникло еще одно толкование разрыва. Когда Лужков с Ельциным разошлись окончательно, ревнивый президент мог лично объяснить своему управделами, чем для него кончатся товарищеские игры с вражеской командой. Тогда Бородину, кичившемуся в клубе своей независимостью, понадобился повод для публичного разрыва. Статья в «Версии» вполне годилась.

А вскоре он провозгласил, что вступает в борьбу за пост мэра Москвы.

Сам он это решил, побуждаемый желанием отомстить, или — что гораздо вероятнее — так решили кремлевские политтехнологи, в общем-то не важно. Начинал Палыч умеренно («Я не критикую Лужкова, просто могу сделать лучше»), дальше пошли откровения типа: «Москва — невеста, я — жених, 19 декабря свадьба», «Грядет день бородинской славы» и прочие понты. Понемногу Бородин распалил себя до бомбардирской ярости, и тогда мэр услышал о себе примерно то же, что другие слышали от разъяренного управделами на футбольном поле.

Результаты выборов мэра известны. Поражения Палыч не простил никому. Ни «невесте» — Москве. Ни законному «мужу» — Лужкову. Ни членам футбольного клуба правительства Москвы, будь они трижды неладны!

Прошло около года после выборов мэра, когда один бывший одноклубник пригласил «товарищей по мячу» на свадьбу. В разгар веселой и остроумной тусовки в зал вошел Бородин с большим букетом, поздравил новобрачных и завел тост о любви. На глазах растроганного Палыча заблестели слезы. И, вглядевшись сквозь них в лица гостей, он посреди длинного комплимента невесте провозгласил: «Я вижу в этом зале лужковских жополизов!»

Потом был арест Бородина в аэропорту Нью-Йорка, тюрьма, этапирование в Швейцарию, наконец, освобождение под залог и возвращение в Москву. А вскоре последовал звонок Лужкову.

— Вероятно, Бородин хотел наладить отношения, — прокомментировал Ю. М. — Я, конечно, не могу вычеркнуть из памяти то время, когда они, эти отношения, действительно были очень хорошими. И ответил так: «Зла я на тебя не держу. Понимаю, что ты многое пережил, передумал. Я не в претензии, что ты два года назад выдвинул себя кандидатом в мэры, и даже не сильно обижаюсь на твои предвыборные тексты обо мне. Но я никогда не смогу простить то, что ты заподозрил меня в организации газетной кампании против тебя. По сути дела, обвинил меня в непорядочности. Этого делать ты не смел. А в остальном — если ты действительно незапятнан, желаю тебе выйти из этой истории с честью. Но прежние отношения между нами невозможны, и не я тому причиной».

Над Лужниками зазвучало пахмутовско-добронравовское: «До свиданья, Москва, до свиданья, олимпийская сказка, прощай», но вверх, в небо, вместо огромного надувного медвежонка поплыли на стреле пожарного крана маркиз Самаранч и мэр Лужков. А внизу остались не смахивающие слезу зрители Олимпиады-80, а члены Международного олимпийского комитета, московского правительства, знаменитые спортсмены и другие VIP-персоны.