Владимир Федюк - Керенский

Самой удивительной во всей это истории была та будничная обстановка, в которой произошло свержение Временного правительства. Никакой патетики, никаких героических речей и безумных подвигов. Даже день недели был самый будничный — среда. Один из современников так рисует жизнь Петрограда 25 октября 1917 года: "На улицах все обыкновенно: привычная глазу толпа на Невском; те же спешащие на службу чиновники и "барышни", та же деловая или фланирующая публика; по-всегдашнему ходят переполненные трамвайные вагоны, торгуют магазины, переругиваются между собой извозчики, давят прохожих ломовики, где-то перезванивают колокола, и нигде не обнаруживается пока никакого скопления войск или вообще вооруженных отрядов, нигде в свежем морозном воздухе еще не пахнет порохом". [402] Коренев С. А. Чрезвычайная комиссия по делам о бывших министрах. С. 29.

Только в непосредственной близости к Зимнему можно было почувствовать, что назревает что-то необычное. По Дворцовой площади без какой-то видимой логики передвигались небольшие группы юнкеров. Другие юнкера, свободные от службы, располагались тут же и наслаждались отдыхом. По их поведению никак нельзя было сказать, что близится последний и решительный бой. "Они сидят у ворот и дверей дворца, галдят, хохочут, бегают по тротуару наперегонки". [403] Там же. Караулы охраняли только подступы к площади со стороны Адмиралтейства и Миллионной улицы, но и то не слишком строго, так что пройти мог любой желающий.

К полудню в Зимний дворец съехались министры. Налицо были все, за исключением министра продовольствия Проко-повича. Как оказалось позже, он был арестован красногвардейским патрулем и доставлен в Смольный. Через несколько часов Прокоповича освободили, но к этому времени Зимний дворец был уже взят в блокаду. В Малахитовом зале, с окнами на серую Неву, открылось заседание кабинета. Председательствовал Коновалов, который коротко сообщил об отъезде Керенского на фронт.

Говоря о силах, находящихся в распоряжении правительства, Коновалов особо обратил внимание на то, что командующий округом Полковников впал в панику и фактически самоустранился от происходящего. Кто-то из министров (кажется, Малянтович) предложил немедленно выбрать уполномоченного по наведению порядка в городе и передать ему право распоряжаться всеми военными и гражданскими учреждениями. На этот пост была предложена кандидатура Кишкина, за которого подали голоса все присутствующие. В товарищи к нему были назначены П. А. Пальчинский и П. М. Рутенберг. Как мы помним, назначение Пальчинского еще тремя неделями ранее предлагал Керенский. Его новый коллега, Рутенберг, тоже был фигурой по-своему замечательной. Эсер с давним стажем, он в свое время прославился как организатор убийства Георгия Гапона. Сейчас Рутенберг занимал должность помощника командующего округом по гражданской части.

Кишкин немедленно после своего назначения отбыл в штаб округа. Покинул заседание и Коновалов, которого вызвали для переговоров с очередной депутацией от казаков. Пользуясь этим, министры устроили перерыв. Подали чай и бутерброды с сыром и колбасой. Неспешные разговоры, тишина, не нарушаемая ни громким голосом, ни телефонными звонками, создавали обстановку спокойствия и умиротворения. К слову, о телефонах — мы уже писали о том, что после занятия большевиками Центральной телефонной станции все телефоны Зимнего были отключены. Оказалось, что не все. Во дворце обнаружилась резервная линия, которую нельзя было засечь с телефонной станции. Поэтому вплоть до последних минут Временное правительство сохраняло связь с внешним миром.

Впрочем, как минимум до трех часов дня Зимний дворец никак нельзя было считать отрезанным от мира. Во дворце в эти часы побывали многие — кто-то по делу, а кто-то просто из любопытства. Среди последних был уже не раз упоминавшийся американский журналист Джон Рид. Вот каким он увидел Зимний в этот день: "По обеим сторонам на паркетном полу были разосланы грубые и грязные тюфяки и одеяла, на которых кое-где валялись солдаты. Повсюду груды окурков, куски хлеба. Разбросанная одежда и пустые бутылки из-под дорогих французских вин… Душная атмосфера табачного дыма и грязного человеческого тела спирала дыхание". [404] Рид Д. 10 дней, которые потрясли мир. С. 84. Оговоримся — американцы не прошли дальше караульных помещений. В комнатах, занимаемых правительством, обстановка была куда пристойнее.

Между тем в Малахитовом зале понемногу стали вновь собираться министры. Здесь они узнали о разгоне Совета республики. Подробности этого выглядели следующим образом. Предполагалось, что очередное заседание "предпарламента" откроется в 12 часов. К этому времени в наличии было около половины депутатов, но начало работы все время откладывалось. Вместо этого сначала совещались фракции, потом собрался "совет старейшин". В это время стало известно, что к Мариинскому дворцу подошли солдаты Литовского и Кегсгольмского полков и матросы гвардейского экипажа. Они заняли вестибюль и расположились в два ряда вдоль лестницы на второй этаж. Угроза была очевидна. Собравшиеся в зале заседаний депутаты наскоро приняли резолюцию с протестом против насилия и поспешили разойтись. На выходе какие-то комиссары тщательно проверяли депутатские удостоверения. Пронесся слух, что отдан приказ об аресте депутатов-кадетов, но солдаты искали только членов Временного правительства. На какое-то время был задержан меньшевик Дюбуа, в документах которого указывалось, что он товарищ министра труда. Впрочем, и его после недолгого разбирательства отпустили.

Разгон Совета республики усугубил и без того мрачные настроения министров. Новую, короткую, надежду дало прибытие в Зимний подкрепления. Это был сводный батальон школы прапорщиков инженерных войск. Появление нового отряда позволило предпринять попытку активизировать действия защитников правительства. Оказавшийся в эти часы в Зимнем комиссар при Ставке В. Б. Станкевич во главе роты юнкеров отправился освобождать Мариинский дворец. Однако на полпути стало известно о том, что площадь перед дворцом занята превосходящими силами противника. Тогда Станкевич изменил план и повел юнкеров к Центральной телефонной станции. Но и эта затея ни к чему не привела. При появлении большевистского броневика юнкера предпочли отступить.

Даже в эти страшные часы министр путей сообщения В. Ливеровский находил время вести отрывочные записи происходящего. Дневник Ливеровского, к счастью, сохранился и позволяет восстановить многие детали последних часов Зимнего дворца. Первые выстрелы на Дворцовой площади прозвучали, по сведениям Ливеровского, в половине четвертого пополудни. Из окон, выходящих на Адмиралтейство, было видно, как матросы, солдаты и красногвардейцы куда-то побежали. Юнкера, охранявшие Дворцовый мост, остались на месте. Постепенно всё успокоилось. Кто стрелял и почему, так и осталось неясно.