Юрий Щербак - ЧЕРНОБЫЛЬ

Решалась беспрецедентная в мировой истории проблема. Традиционные приборы, как правило, не были пригодны либо из-за недоступности точек измерения, либо из-за высоких температурных и радиационных полей. Многим специалистам и организациям пришлось в кратчайшие сроки изобретать и новые методы и новые технические средства для измерений, для закрепления активных частиц на местах, чтобы их не уносило ветром, для строительства и дезактивации. Очень многое было сделано и, как теперь мы уже можем наблюдать, с достижением цели. Западные эксперты потом назовут эти методы новаторскими и эффективными. Остается горько сожалеть, что все это было создано быстро не до того, а после. А в первые дни работать приходилось интуитивно.

И последнее, что я хочу сказать, - о молодых людях. Конечно, приходилось сталкиваться с разными ситуациями, иногда и очень неприятными. Но среди них были такие, которые вызывали только восхищение. Вот у нас писали о героизме пожарных. Некоторые, читая, ругались, что они слишком долго и напрасно находились на отметках и зря переоблучались. Но это - действительно героизм, причем оправданный, потому что в машинном зале - там же был и водород, и масла… Они не допустили развития пожара, который мог бы привести к разрушению соседнего блока. Первый локализационный шаг был сделан верный.

А как работали военные летчики! Это действительно подвиг. Они безукоризненно работали, и профессионально, и как угодно. В химических войсках было очень много молодых парней. На их плечи легла разведка. Они действовали совершенно бесстрашно и точно.

Вы знаете, там все было гармонично. Я не могу сказать, что молодежь там работала больше, чем другие, но то, что молодежь вела себя достойно, - это факт. И физики - и московские, и киевские - лезли в самое пекло. Я бы сказал, что молодые люди работали там, проявляя высокие человеческие и профессиональные качества".

…Только теперь понимаю, с каким удивительным человеком свела меня судьба. Академик Валерий Алексеевич Легасов, которого сотрудники ласково называют "Валексеевич". Вспоминаю его лицо, лицо простого мастерового, слышу его характерный басок, его выстраданные, беспощадные слова о причинах наших бед, не только чернобыльских, причинах, кроющихся не в сфере чистой техники, а в области нравственной.

Страшная и неожиданная весть о смерти Валерия Алексеевича застала меня как раз тогда, когда по приглашению ленинградского кинорежиссера Валентины Ивановны Гуркаленко я собирался сниматься вместе с академиком Легасовым - вести с ним разговор о демонах Чернобыля. Съемки должны были начаться в мае 1988 года, а в конце апреля…

Владимир Степанович Губарев, писатель, журналист, лауреат Государственной премии СССР, автор пьесы "Саркофаг" и повести "Зарево над Припятью":

"Смерть Валерия Алексеевича Легасова потрясла меня.

Я давно знал Валерия Алексеевича, еще до Чернобыля. Он был не только великим ученым, но и писал стихи, любил театр, был подлинным мыслителем, пытливо интересовался многими явлениями нашей жизни.

Во время чернобыльских событий я увидел академика Легасова в деле, убедился в его умении моментально анализировать обстановку, принимать самые ответственные решения. Наши отношения окрепли в Чернобыле, и уже в "послечернобыльскую эру", в Москве, мы часто встречались с Валерием Алексеевичем, о многом откровенно говорили.

Осенью 1987 года он принял большую дозу снотворного.

Почему он тогда это сделал? Валерий Алексеевич не отвечал на подобные вопросы… Может быть, случайность?

Я тогда впервые почувствовал, какая пропасть разверзлась между академиком Легасовым как личностью и ученым и окружавшей его реальностью. Надо прямо сказать - как бы горько ни было, - что Валерий Алексеевич последние два года жил в некоем вакууме. Его друзья все видели, могут подтвердить это.

- В чем выражался этот "вакуум"?

- Вот пример. Я попросил его написать большую статью для "Правды". Статья называлась "Из сегодня - в завтра". Она была опубликована 5 октября 1987 года. В ней поднимались острые, принципиальные проблемы безопасности не только атомной энергетики, но и вообще крупных технологических систем. Так вот, статья эта была просто не замечена теми, кого она касалась в первую очередь. Они даже не откликнулись на нее. Что-то вроде - ученый пописывает, мы почитываем, и все идет как шло.

Полное игнорирование его мыслей и тревог - что может быть оскорбительнее для ученого?

Вакуум, о котором я говорил, во многом образовался после Чернобыля. Я убежден, что Чернобыль сыграл самую непосредственную роль в роковом решении Валерия Алексеевича уйти из жизни. И пусть помолчат ведомственные оптимисты, будь то медики или атомщики…

Конечно, никто не сможет однозначно ответить на вопрос "почему?", мучающий сейчас всех, кто знал Легасова, любил его и дружил с ним. Тайна смерти - одна из самых сокровенных тайн Бытия… И все же мы должны разобраться, что же могло подтолкнуть академика Легасова к роковой черте. Потому что его смерть - это тяжелый удар по нашей науке, по всем нашим надеждам на победу правды и справедливости в жизни. Это укор всем нам.

Есть еще одно обстоятельство, над которым надо задуматься. Химик по специальности, Легасов никогда вплотную не занимался ядерными реакторами, достоинствами или недостатками их конструкций. И вдруг жизнь заставила его в Чернобыле заняться этим. Уже 27 апреля 1986 года он на "бэтээре" одним из первых подъезжал близко к 4-му блоку, чтобы понять, что произошло.

Он стал скрупулезно - характер у него такой - разбираться в причинах аварии, во всем комплексе этих причин. Многое ему открылось тогда, на многое он посмотрел иными глазами, потому что Чернобыль обнажил глубинные корни наших застарелых недугов. Вот как он писал об этом в своих воспоминаниях, а фактически - в своем завещании, опубликованном уже после его смерти 20 мая 1988 года в "Правде" : "После того, когда побывал на Чернобыльской станции, я сделал однозначный вывод, что чернобыльская авария

- это апофеоз, вершина всего того неправильного ведения хозяйства, которое осуществлялось в пашей стране в течение многих десятков лет".

Я убежден, что после Чернобыля он стал другим человеком, как стали другими мы с вами. Он уже на все окружающее смотрел сквозь призму Чернобыля.

А это далеко не всем нравилось.

И вот нашлись люди, которые начали изо всех сил преуменьшать роль академика Легасова в ликвидации последствии аварии. Хотя, повторяю, он играл в Чернобыле основную, самую ответственную роль. В самые горячие дни эти люди помалкивали, во всем соглашались с Валерием Алексеевичем. Но уже после того, как было сооружено Укрытие, они начали впрямую критиковать Легасова за некоторые решения, принятые в первые дни аварии, приписывать ему то, к чему он вовсе не имел касательства.