Борис Бурда - Великие романы

Что же ей помешало? Может быть, женихи были так себе и брак с ними непременно оказался бы браком и в другом смысле этого слова? Действительно, о Филиппе разное рассказывают, и даже в опере поют – «Дон Карлоса» слышали, небось. Не все там правда, но и неопровержимых фактов хватает, чтоб уличить Филиппа, как минимум, в невероятном занудстве, упрямстве, мстительности и ригоризме. Герцог Алансонский был сыном Генриха II, а среди них полностью нормальных не было – что Карл IX, лично расстреливавший из окна в Варфоломеевскую ночь несчастных людей, пытающихся сбежать и спастись, что Генрих III, так и не оставивший стране наследника престола, потому что искал секса не у королевы, а у лиц, физически к продолжению рода не способных, что Франциск II, мальчик-супруг ее вечной соперницы Марии Стюарт, который вообще до совершеннолетия не дотянул. О Иване Грозном вообще молчу – то-то была бы парочка, да они бы друг другу головы отрубили сразу после брачной ночи… Но ведь была чертова уйма других королей, великих князей и владетельных герцогов. Если бы захотела найти – нашла бы, если бы сама не нашла, советники бы подсказали – кто ищет, тот всегда найдет! Да и нужна ли эта самая любовь для династического брака?

Есть версия, которая объясняет все очень просто: Елизавета была физически неполноценна и не могла знать мужской любви. Цвейг эту версию в «Марии Стюарт» даже озвучил, но убедительных фактов не привел. Я уже даже не говорю о том, что современные медики просто не могут придумать такую физическую неполноценность, которая бы хоть как-то объясняла особенности характера Елизаветы и была при этом хотя бы теоретически возможной – скорей всего, это вообще было не так. Испанский король, желая узнать, способна ли Елизавета сделать то, с чем не справилась ее сводная сестра – родить ему наследника, – даже подкупал ее служанок в поисках очень интимных доказательств, связанных с личной гигиеной. Результат был положительный – все в порядке. А этот бюрократ такие дела на самотек не пускал – небось лично доказательства в руках держал, хорошо если на зуб не пробовал. Но самое главное – несомненный факт: мужчины в ее жизни явно были. Вот чего не было, так это того, чтоб она позволяла им лишнее. Это Екатерину Вторую Гришка Орлов мог порой и поколачивать – здесь на это никаких шансов, сердечные друзья Елизаветы потеряли бы от страха сознание, если бы даже просто попытались такое вообразить. И одним из самых убедительных доказательств того, что для Елизаветы государство было на первом плане, а все прочее, в том числе и ее личная жизнь, уже как получится, была история ее отношений с Робертом Деверо, графом Эсскесом.

Интересна сама история рождения этой самой прочной привязанности Елизаветы. Второй, наверное, был Роберт Дадли, друг ее детских лет, говорят, что они даже тайно поженились – но никаких прав на престол, это у Елизаветы было пунктиком! Она даже хотела женить его на Марии Стюарт, но та возмутилась – якобы его низкородностью, но это явно был только предлог. Елизавета пожаловала ему титул графа Лейстера, и с этим титулом он уж явно был не ниже ничтожного и капризного Генри Дарнлея, за которого Мария в пику Елизавете вышла замуж. Там – своя история, с очень страшным концом, оставим ее на потом. Так вот: мать Эссекса была двоюродной сестрой Елизаветы, а лучшим другом ее мужа, Уолтера д’Эвре, графа Эссекса, стал тот самый граф Лейстер. Настолько хорошим другом, что существует мнение, что именно он – отец Роберта Деверо. Более того, после смерти Уолтера д\'Эвре Лейстер, очевидно, заключил с его супругой тайный брак, будучи при этом еще актуальным королевским фаворитом! Добрые люди, конечно, осведомили Елизавету, но от вспышки ее необузданного гнева он как-то отговорился, поклявшись, что все это клевета и вообще ничего подобного. Королева Елизавета ему бы, безусловно, не поверила. А женщина – поверила. Это были два разных человека, лишь по случайности сосуществовавшие в одном теле.

Итак, Роберт Эссекс был плодом незаконной связи ее любовника и ее двоюродной сестры. Слишком странное и достаточно близкое родство, но короли выше предрассудков. Они вообще выше всего, что их раздражает. До поры до времени. Пока не возвысятся до такой степени, что на полной скорости не впечатаются лбом в притолоку, не желая наклониться, поскольку королю неуместно кланяться. Карл VIII Французский в итоге от этого и умер, зато не склонился перед преступно низкой дверью. Самое забавное, что двери даже не отрубили голову за злодейское покушение на монарха. Откуда у двери голова? А вот у короля она должна быть…

Первая встреча Елизаветы и Эссекса поразительна. Юный аристократ отказался поцеловать королеву и даже снять перед ней шляпу. Последнее – вообще безумие: формально это выглядит как претензия на то, что он выше родом, чем королева. За меньшее наказывали страшной «квалифицированной казнью», при которой несчастные жертвы с отрубленными конечностями и распоротым животом умирали часами. Но минимум одно смягчающее обстоятельство у Эссекса было: ему было только десять лет. А Елизавете к тому времени уже, как минимум, стукнуло сорок три. Тридцать три года разницы – в промежуток между рождениями Елизаветы и Эссекса уложилась целая жизнь Иисуса Христа и Александра Македонского! Впрочем, это что – любовник Екатерины, девятнадцатилетний Валериан Зубов, с удовольствием говорил: «Вдвоем нам – аккурат восемьдесят!» Однако не надо пугаться – настоящий роман Елизаветы и Эссекса начался все-таки немножко позже. И никаких сведений, что Эссекс отбивался, пытался убежать и умолял: «Тетенька, не надо!», история не сохранила. Королевы всегда неотразимы. Сколько бы лет ни было Елизавете, ее поэтический образ с красивым именем Глориана всегда моложе всех молодых и красивей всех красивых. И совсем еще молоденький Эссекс, делающий при дворе только первые шаги, повел себя с королевой на прогулке не как с Елизаветой, а как с Глорианой. Когда королева дошла до здоровенной лужи, оставшейся после недавнего дождя, и на секунду остановилась, чтоб прикинуть, как лучше обойти эту лужу по траве, Эссекс мгновенно сорвал с плеч голубой бархатный плащ, расшитый серебром, и швырнул его в лужу, чтоб Глориана прошла, не промочив ножек. Такое оценивают не только королевы… Дальше все пошло, как обычно.

Не знаю, как со стороны Эссекса, но со стороны Елизаветы это была страсть. Королева жалует ему не только титулы и звания, но и деньги, например налог на сладкие вина: ни один англичанин не мог выпить рюмочку любимого портвейна, чтоб какие-то денежки за это не пошли Эссексу. Некоторые ее милости просто невероятны: она жалует ему собственную перчатку для ношения на шпаге, запирается с ним часами якобы для игры в карты – ну хорошо, для игры в карты, в ее-то возрасте, надо же! Эссекс одерживает военные победы, берет штурмом Кадис, отправляется без разрешения Елизаветы завоевывать Португалию и возвращается оттуда только после грозного окрика королевы, которая и боится за его жизнь, и возмущается его непослушанием. Он возглавляет экспедицию в Индию, завоевывает Азорские острова, захватывает испанские корабли – может, он был выдающимся полководцем? Вряд ли, скорее, Англия в это время была выдающейся страной, и чтоб ее войска проиграли сражение, надо было им специально вредить.