Борис Кремнев - Красин

Работать с Лениным значило искать, думать, творить, а не поддакивать. Если его взгляд расходился со взглядом другого, Ленин спорил — горячо, резко, непримиримо, в ходе самого спора еще глубже убеждаясь и еще крепче утверждаясь в правильности своей позиции.

И в конце концов побеждал. Доводами, аргументами, доказательствами, точно выверенными, до конца продуманными, а потому неопровержимыми.

Он побеждал силой авторитета, а не авторитетом силы.

Оттого работа с Лениным была и наслаждением и великой школой.

На редкость приятно было работать и с Чичериным. Это о нем писал Владимир Ильич:

"Чичерин — работник великолепный, добросовестнейший, умный, знающий. Таких людей надо ценить. Что его слабость — недостаток «командирства», это не беда. Мало ли людей с обратной слабостью на свете!" [23] В. И. Л е н и н, Полн. собр. соч., т. 45, стр. 101, 3 Там же, т. 50, стр. 111

Хотя с Чичериным Красина не связывало множество лет личного знакомства, как с Лениным, они быстро и хорошо сошлись.

Да иначе и быть не могло. Слишком близко походили они друг на друга, чтобы испытывать трудность отчужденности.

И тот и другой были по-государственному умны, высокообразованны, размашисто-масштабны. И того и другого отличала способность быстро схватить суть явления, распознать его глубинный смысл, сделать верные., нацеленные на перспективу выводы. И тому и другому были присущи трезвая деловитость и романтическая беззаветность в исполнении долга перед партией и страной.

Чичерин был глубоко симпатичен Красину и в личном, чисто человеческом плане.

Ему импонировала деликатность и милая скромность этого застенчивого, несколько замкнутого человека, предпочитающего мягкий сумрак освещенного настольной лампой кабинета, книгу и рояль шумным залам с ослепительным сиянием люстр и юпитеров.

Обычно немногословный, сторонящийся трескучих слов и цветистых фраз, он, выйдя на трибуну международных форумов, захватывал аудиторию, большей частью настороженно враждебную, силой своего красноречия-

Фрак дипломата сидел на нем так же изящно и ловко, как серенький костюм из недорогого материала, который он обычно носил.

Достойной уважения была и вся история жизни Чичерина. Выходец из старинной и родовитой дворянской семьи, он всего себя отдал народу, партии и революции.

В преддверии конференции Красин много и основательно размышлял о том, что ожидает советскую делегацию в Генуе, как ей вести себя там. Плодом этих раздумий явились "Тезисы по вопросам в связи с конференцией в Генуе", которые он представил на рассмотрение Ленина, Чичерина и подготовительной комиссии. «Тезисы» утверждали необходимость безусловного признания Советского правительства, взаимности имущественных претензий, монополии внешней торговли.

Советские дипломаты отправлялись в Италию во всеоружии. Как говорил Ленин: "Мы выработали в ЦК достаточно детальные директивы нашим дипломатам в Геную. Директивы эти мы вырабатывали очень длительно, несколько раз обсуждали и переобсуждали заново". [24] В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 45, стр. 69–70. 14* 211

27 марта делегация выехала из Москвы и 6 апреля прибыла в Геную, Красин приехал чуть позже, в самый канун открытия конференции — 9 апреля.

По Италии разливалась весна беспечной синевой небес, цветеньем мимоз, пьянящей сладостью воздуха. Ночами в растворенные окна красинского номера влетали беспокойные шорохи весны и звуки музыки, смятенной, печальной и нежной. Это Чичерин у себя в номере, отдыхая, играл Моцарта. Был он не только превосходным пианистом, но и музыкальным писателем и весь свой досуг отдавал неразлучному спутнику жизни — любимому Моцарту. Писал о нем монографию.

Поселили советских делегатов не в самой Генуе, а километрах в 30 от нее, в курортном местечке Санта-Маргерита, пригороде Рапалло. Тем самым итальянские правители рассчитывали отгородить большевиков от внешней среды. Впрочем, и эти меры показались недостаточными. В придачу, были приняты меры классически полицейского толка. Роскошный "Палаццо империале" — резиденция советских делегатов — строго охранялся. Сюда даже не допускались журналисты.

Однако эта «блокада» просуществовала недолго. После решительных и энергичных демаршей Воровского она была снята, и отель забурлил посетителями.

Интерес к советским делегатам был огромен, а симпатии к стране, пославшей их, того больше. Каждый день почта доставляла в "Палаццо империале" ворохи приветствий итальянских пролетариев.

Даже буржуазная "Дейли геральд" и та писала:

"Ни один человек из какой-либо далекой неизведанной страны в средние века не вызывал большего интереса, чем эти несколько человек, составляющие советскую делегацию в Генуе".

10 апреля ровно в 3 часа дня в переполненный "Зал сделок" генуэзского дворца Сан-Джорджо вошла советская делегация и заняла свои места.

Генуэзская конференция начала работу.

Первую речь произнес ее председатель Факта. Следом за ним говорили француз Барту, Ллойд-Джордж, японец Исни, немец Вирт. Их речи состояли из медоточивых фраз и общих рассуждений. Высокопарно говорилось и об идеалах мира, и о всемирной справедливости, и о необходимости экономического восстановления Европы.

Затем на трибуну взошел Чичерин.

— Оставаясь на точке зрения принципов коммунизма, —

заявил он на чистом французском языке, оказавшем бы честь и самому Барту, — российская делегация признает, что в нынешнюю историческую эпоху, делающую возможным параллельное существование старого и нарождающегося нового социального строя, экономическое сотрудничество между государствами, представляющими эти две системы собственности, является повелительно необходимым для всеобщего экономического восстановления…

Советское правительство предлагало правительствам и торгово-промышленным кругам всех стран вступить в деловые отношения на основе взаимности, равноправия и полного и безоговорочного признания.

В ответ на юридическое признание Советской России, предоставление ей нового займа и возмещение убытков, причиненных интервентами и белогвардейцами, оно готово было признать долги царского правительства и возместить потери бывшим иностранным собственникам в России.

— Российская делегация, — говорил Чичерин, — намерена предложить всеобщее сокращение вооружений и поддержать все предложения, имеющие целью облегчить бремя милитаризма, при условии сокращения армий всех государств и дополнения правил войны полным запрещением ее наиболее варварских форм, как ядовитых газов, воздушной войны и других, в особенности же применения средств разрушения, направленных против мирного населения.