Владимир Логинов - Тени Сталина

Как я позже на прогулке со Шверником догадался, Сталин тогда сказал, что кандидатура Молотова подходит по всем параметрам, но есть только одно принципиальное «но»: дескать, Вячеслав Михайлович от него самого далеко годами не ушел и Молотов такой же старый человек, как и он сам. А надо выдвинуть такую личность, которая могла бы руководить государством, как минимум, лет двадцать—двадцать пять. Из разговора в машине я понял, что потом все долго молчали и больше никого не решались выдвигать. Тогда Сталин, выждав паузу, сказал: «Хорошо. Теперь я предложу вам человека, который может и должен возглавить государство после меня. Имейте в виду, что этот человек должен быть из нашего круга, хорошо знающий нашу школу управления и которого не надо ничему учить заново. Он должен быть хорошо натаскан во всех государственных вопросах. И поэтому я считаю таким человеком Вознесенского. (Насчет его грубости он тогда ничего не сказал.) Экономист он блестящий, государственную экономику знает отлично и управление знает хорошо. Я считаю, что лучше его кандидатуры у нас нет».

В ответ, как я понял из разговора, было гробовое молчание. Сталин оглядел всех присутствующих и неожиданно спросил: «Может, кто-то хочет сказать что-либо против? Или у кого-нибудь есть какие-то возражения?»

И опять никто не проронил ни слова. Причем Шверник отнесся тогда в машине к словам Большого вполне положительно, да и Шкирятов ничего плохого о Вознесенском не говорил, хотя он был таким человеком, что мог у кого угодно изъяны найти. Но тут ни слова в его адрес не произнес. Обсудив этот сенсационный эпизод, они долго хвалили вечер, продлившийся до рассвета, и были очень довольны, что так хорошо провели время. Вскоре мы приехали в Горки-10, подъехали к даче Шверника, высадили его и повернули к себе. Все цэковские дачи были рядом, а пешком от дачи Шверника до дачи Шкирятова было всего минут семь-восемь ходу.

— А у Шверника была большая дача?

— Я бы сказал, что небольшая. Внизу была кухня, при ней комнатка небольшая и отдельная бильярдная, а наверху еще две комнаты. И была беседка-веранда, над ней комната, в которой в ту ночь спала Светлана, и еще была маленькая комнатка коменданта. Вот и все.

— А вы хорошо помните ту ночь, когда случился удар у Сталина?

— Как вчера, — вздохнул Георгий Александрович. — Нам позвонили в восемь утра.

— Кто назвонил?

— Дежурный, полковник Холемский, из КГБ. А у меня тогда радикулит сильнейший был. Еще вечером я связался со своим заместителем Ротовым и попросил его сменить меня утром, потому что я даже ходить не мог. К утру я прилег на диван, который в другом конце веранды от письменного стола стоял. А телефон был на столе. И вот когда он зазвонил, я на четвереньках подполз к столу и снял трубку. «Бичиго, — сказал тогда полковник (он хорошим человеком был, этот Холемский, и, пожалуй, единственным из нашей службы, кто меня называл по-домашнему), — надо срочно ехать к Большому на Ближнюю. Беда с ним». Мой радикулит как рукой сняло. Я кинулся на второй этаж, разбудил Шверника, Светлану мы не будили, и минут через десять—пятнадцать выехали. Там уже были Берия, Маленков, Молотов и другие члены Политбюро. Эти события уже более или менее точно в литературе описаны.

— Как вы рассказывали, после смерти Сталина ваша жизнь круто повернулась…

— Да, меня сослали в Молдавию. Хотя могло быть и хуже, потому что Берия ненавидел нашу семью и всех близких родственников Сталина.

— Как это было?

— Сразу же после смерти Сталина мой начальник Васильев приехал к Швернику и показал ему приказ Берия. В нем говорилось примерно следующее: ввиду того что полковник Саркисов (это начальник охраны самого Берия) и подполковник Эгнаташвили долгое время занимали определенные должности в ГУО и не имеют достаточного опыта работы в других областях МВД и КГБ СССР, перевести их та. другую работу. Берия хотел меня убрать, ибо мы слишком много знали. Но не сразу, а потихоньку, со временем. Подставить на новом месте и ликвидировать как не справившегося со своими обязанностями. Саркисову повезло. Его определили в отдел « Б ». А меня… После разговора со Шверником Васильев предложил мне прогуляться по саду. Когда мы остались одни, он по-дружески сказал: «Это между нами, Георгий Александрович, но вы поступаете в распоряжение кадров и вас на днях отправят в Молдавию». Почему в Молдавию, я понял позже.

— Когда это происходило?

— В апреле или мае. Буквально через месяц после смерти Сталина. Через день-два после разговора с Васильевым я пошел на прием к заместителю министра по кадрам. Запамятовал его фамилию.

«Ну что, товарищ Эгнаташвили, — сказал он как-то играючи. — В соответствии с приказом министра вас надо бы куда-то определить. Куда бы вы хотели?» — «В Ленинград», — ответил я, не раздумывая и почти не догадываясь о коварном замысле Берия. Уж если мне предложили на выбор, то это был идеальный вариант — ночь в поезде, и я с семьей. «Хорошо, — ответил он и снял трубку. — Посмотрите Ленинград. — Потом что-то пробормотал и сказал мне: — В Ленинграде ничего нет… Куда бы еще?» — «Ну тогда Киев».

Он снова снял трубку, с кем-то переговорил и развел руками: «В Киеве тоже ничего…» — «А может, в Баку?» — спросил я, прикидывая, что это все-таки недалеко от Тбилиси и можно будет поддерживать связь с родственниками.

«В Баку то же самое», — отрезал замминистра после своего очередного звонка, и теперь мне все стало ясно. Сказал же Васильев, что в Молдавию. Чего я играю в кошки-мышки? Они уже давно меня переигрывают. У них уже все решено. Вот возьму и назову Кишинев — поглядим, что будет. И назвал.

Он снова взял трубку и, как я и предполагал, улыбнулся и сказал: «Есть. Должность начальника хозяйственного отдела…» — «А чему я на этой должности научусь?» — возмутился я. «Ну ладно, — согласился он. — Заместитель начальника хозяйственного управления МВД республики. Пойдет?» — «Хорошо», — махнул я рукой. «На сборы три дня», — неожиданно скомандовал он. Я запротестовал: «Вы что, меня в ссылку, что ли, отправляете? Какие три дня?!» — «Ну хорошо, успокойтесь, успокойтесь. Дней десять—двенадцать вам хватит?» — «Хватит», — с досадой пробормотал я и вышел, будучи уверенным, что меня там же и арестуют.

Но судьба мне благоволила. В Кишиневе меня радушно встретил министр внутренних дел генерал Мардабец. «Тебэ як Пушкына сослалы!» — приветствовал он меня, едва я вошел к нему в кабинет. Он вышел мне навстречу из-за стола и дружески похлопал по плечу. «Но ты не беспокойся, все будет хорошо». Конечно, это были только слова, так как и сам генерал не знал, что будет дальше. Тогда в замах у него был Цвигун.

— Это тот, который застрелился?