Валентин Пруссаков - Оккультный мессия и его Рейх

Гели было двадцать лет. Распущенные белокурые волосы, правильные черты лица, очаровательная улыбка и приятный голос делали ее очень привлекательной.

Адольф влюбился в нее буквально с первого взгляда. Она считалась его родственницей, ее можно было назвать племянницей или, по крайней мере, полуплемянницей Гитлера. Но для него, 39-летнего мужчины, никогда не знавшего настоящей любви к женщине, это не имело никакого значения.

Он начал брать ее с собой повсюду, куда бы ни шел – на митинги и конференции, на длительные прогулки в горы, в кафе и театры Мюнхена. Они стали неразлучны, и, естественно, это не могло пройти незамеченным. Поползли слухи и шепотки по углам. Даже некоторые нацистские бонзы высказывали протест против связи их лидера с его юной родственницей.

Все эти укоры и разговоры приводили Гитлера в бешенство. Его личная жизнь, неоднократно заявлял он, никого не касается, и он резко обрывал тех, кто пытался в нее вмешиваться. Совершенно очевидно, что Гитлер никогда не сомневался в том, что его чувство к Гели – единственная великая любовь всей жизни. И действительно, так оно и оказалось.

Что же касается Гели, то о ее чувстве судить довольно трудно. Разумеется, ей льстило внимание человека, которого знали и о котором говорили по всей стране. Бесспорно, что ей нравилось бывать в его компании. Но любила ли она когда-нибудь по-настоящему «дядю Адольфа»? Сомнительно. В последней стадии их отношений у нее такого чувства явно не наблюдалось.

Произошла серьезная размолвка. Что явилось ее причиной? На этот счет строились самые различные предположения (особенно изощрялись господа фрейдисты!), однако реальная причина размолвки остается тайной и по сию пору.

Доподлинно известно лишь очень немногое. Оба они были склонны к сильнейшей ревности. Гитлер не отпускал от себя Гели буквально ни на шаг, не давал ей возможности иметь то, что называется личной жизнью. Так, она хотела вернуться на какое-то время в Вену, чтобы продолжить обучаться пению. У нее была своя цель, своя маленькая амбиция – стать опереточной актрисой. Гитлер запретил ей и мечтать о поездке в Вену.

Начались ссоры, сопровождавшиеся взаимными обвинениями в эгоизме и нетерпимости. Гитлер не выносил, когда ему противоречили, он немедленно впадал в ярость. Гели же стремилась жить независимо, и полное подчинение было ей не по нраву.

В конце лета 1931 г. их трехгодичная любовная связь завершилась трагически. Гели объявила свое окончательное решение: она возвращается в Вену. Гитлер ответил ей: «Ни за что и ни при каких обстоятельствах». Произошла тяжелая сцена, свидетелями которой явились соседи. Когда 17 сентября 1931 г. Гитлер выходил из их мюнхенской квартиры, чтобы сесть в машину и направиться в Гамбург, Гели выкрикнула ему вдогонку:

– Итак, ты не разрешаешь мне поехать в Вену?

– Нет! – заорал ее ревнивый любовник и хлопнул дверцей автомобиля.

На следующее утро Гели Раубаль была найдена мертвой в своей комнате. Официальное расследование установило причину смерти – самоубийство. В этой версии не сомневается никто из историков: дальнейшая совместная жизнь с Адольфом представлялась ей невозможной, и она предпочла смерть.

Гитлер был потрясен случившимся. Его друзья неотлучно находились при нем, ибо опасались, что он может последовать примеру своей возлюбленной. Через неделю после похорон Гели в Вене Гитлер получил специальное разрешение австрийского правительства на въезд в страну. Всю ночь он прорыдал у ее могилы. В течение долгих месяцев ничто не могло его утешить.

Гитлер всегда был склонен к аскетизму. Уже давно отказавшись от алкоголя и табака, теперь, после смерти Гели, он отказался и от мясной пищи, стал вегетарианцем.

Люди, пользовавшиеся особым доверием фюрера, вспоминали, что Гели была единственной женщиной, которую он любил. Он всегда говорил о ней с удивительным почтением и нередко со слезами на глазах. Портрет Гели в его спальне на вилле в Оберзальцберге оставался там до самой смерти фюрера.

Глубокая и нежная страсть Гитлера к юной Гели Раубаль, по-видимому, будет всегда относиться к числу неразгаданных мистерий. Он никогда больше всерьез не влюблялся. Мысли же о женитьбе, одновременно с горькими раздумьями о неизбежной гибели пришли к нему лишь в те дни, когда Берлин оказался в железном кольце наступающих русских армий.

Великая депрессия, начавшаяся с краха на ньюйоркской бирже в 1929 г., предоставила Гитлеру шанс, на который он рассчитывал и который терпеливо ожидал в течение долгих лет.

Экономическая жизнь Запада оказалась парализованной. Банки закрывались. Дела шли под откос. Торговля остановилась. Миллионы людей остались без работы. Повсюду царили хаос, отчаяние и голод. Такая ситуация наблюдалась во многих странах Запада, но, может быть, хуже всего пришлось Германии.

Иоахим Фест пишет:

«Дух безнадежности парил надо всем. Прокатилась беспрецедентная волна самоубийств. И, как всегда в подобные моменты истории, у людей пробудилась иррациональная страсть к полной переделке мира. Шарлатаны, астрологи, ясновидящие и всякие медиумы процветали вовсю. В период всеобщего бедствия они вызывали псевдорелигиозные чувства, придавали жизни утраченные смысл и значение.

Обладая исключительной интуицией, Гитлер лучше других политических деятелей уловил подсознательные стремления масс.

...У его противников, несмотря на знание обстановки и достаточное красноречие, не хватало веры в будущее. Гитлер же, наоборот, оказался оптимистичным, напористым и необычайно уверенным».

Первая реальная возможность для нацистов и их вождя возникла осенью 1930 г. Тогдашний канцлер Брюнинг назначил национальные выборы на 14 сентября 1930 г. Он нисколько не сомневался в победе «демократического большинства». Его надежды были сильно поколеблены Гитлером, организовавшим яростную пропагандистскую кампанию. Лидер нацистского движения указывал немецкому народу путь к свету. Он обещал порвать Версальский договор, восстановить экономику и дать каждому немцу работу. Гитлер, как всегда, не договаривал до конца. Некоторыми мыслями он предпочитал делиться лишь с особо доверенными лицами. Так, журналисту Рихарду Брейтингу «не для публикации» фюрер говорил:

«Мне не нужна буржуазия; буржуазия нуждается во мне и моем движении. Я дал миру концепцию национал-социализма и я буду претворять ее в жизнь и, если понадобится, с помощью силы. В этом отношении я чувствую себя эмиссаром Судьбы... Я буду бить в барабан, пока Германия не пробудится... Буржуазия правит посредством интриг, но ей нечего делать в моем движении, потому что мы не принимаем ни евреев, ни их пособников в нашу партию.