Валентин Пруссаков - Оккультный мессия и его Рейх

Это был первый случай, когда по городу проехались грузовики с агитаторами – не коммунистами.

Не без волнения вошел я вечером в цирк. Какова же была моя радость, когда я увидел, что он был полон. Публики собралось несколько тысяч человек.

Темой моего доклада было «Будущее Рейна».

Я говорил около двух с половиной часов. Нечто подсознательное указало мне, что я сразу же овладел вниманием аудитории и это придало мне смелости.

На следующий день буржуазные газеты поместили отчет об этом митинге. Они назвали его «чисто национальным», но вероятно «из скромности» не указали кто его организовал.

С этого времени наши митинги в Мюнхене стали посещаться очень широко. Мы стали устраивать их раз в неделю, а иногда и два раза.

Постоянным местом этих митингов был Цирк Крона.

Нашим противникам этот успех вовсе не улыбался, и они решили вставить нам палки в колеса.

4 ноября 1921 года мы должны были устроить митинг в Гофбрейхаусзале. На нем должен был выступить и я.

Около шести часов вечера я получил уведомление о том, что наши недруги намерены сорвать митинг.

К несчастью мы узнали об этом слишком поздно.

Когда я вошел в зал, то моим глазам представилась такая картина. Зал был переполнен и полиция больше никого не впускала. Оказалось, что наши враги заранее заполнили зал, а наши последователи оказались за дверьми.

Но это не испугало меня. Я подошел к нескольким юношам и отдал им категорический приказ:

Стоять у дверей и наблюдать. Как только в зале начнется волнение, ворваться и восстановить порядок.

Каждый из этих молодых людей знал, что приказ был нешуточным – в случае неповиновения с виновного сорвали бы значок.

Меня выслушали не моргнув глазом, а затем прокричали «ура». Имея за дверью такую резервную силу, я вошел в зал. Взгляды, с которыми я встретился, были далеко не приветливы. На некоторых лицах я читал самую открытую, непримиримую ненависть.

Тем не менее митинг нужно было начинать.

Я вышел на трибуну и начал говорить.

В самом разгаре моей речи из толпы раздались крики «Свобода» и присутствующие стали вскакивать с мест.

Через минуту в зале начался беспорядок, стали ломать стулья, в воздухе засвистели чернильницы, пепельницы и т.п.

Но это продолжалось недолго.

Мои молодые львята ворвались в зал и через пять минут из носов, голов и глаз непрошенных гостей полилась кровь. Особенно хорошо работал Морис Гесс, мой личный секретарь, которому однако тоже досталось в свалке.

В углу зала столпилась небольшая группа людей, которые жестоко отбивались от моей молодежи.

Неожиданно раздалось два револьверных выстрела.

С чьей стороны они раздались, так никогда и не было выяснено, но во всяком случае они еще больше разгорячили драку. Наши юноши взялись колотить противников с еще большим рвением и вскоре зал был очищен.

Через двадцать пять минут зал был уже всецело в нашем распоряжении. Тогда на трибуну вышел председатель Герман Эссен, который заявил:

– Митинг будет продолжаться!

После этого я снова занял свое место и продолжал прерванную речь.

Когда митинг был уже закончен, в зал ворвались полисмены, которые потрясая оружием объявили нам, что митинг закрывается. Я мог только от души посмеяться, что власть запоздала вмешаться.

В тот вечер мы многому научились сами и дали хороший урок противнику.

Обычно обыватель радуется, когда узнает о том, что несколько рабочих групп сплотилось в один большой союз. С обывательской точки зрения слабые группировки могут приобрести силу путем объединения в большую организацию. Такое мнение однако совершенно неверно.

Из слабых элементов никогда не будет создано ничего сильного. Только тогда союз может быть прочен, если в него влились элементы сильные и волевые!

Кроме того, твердая организация может быть создана только тогда, когда инициатива исходит от одного человека, который имеет перед собой одну определенную задачу. Этот человек набрасывает план работы и создает движение. Вокруг него объединяются сочувствующие ему элементы и таким образом сформировывается прочное ядро.

Такое движение является жизнеспособным и может рассчитывать не только на существование, но и на доминирующую роль в своей стране.

Необходимо при этом, чтобы каждый последовавший за движением, сливался с ним всецело, чувствовал себя атомом в одном общем организме.

В случае неудачи судьба такого движения бывает трагична.

Но судьба движения, основанного не на таком принципе, а принципе просто классовой общности, всегда бывает только жалка.

Иными словами, не объединение создает одну волю, а одна воля создает объединение!

Точно также в борьбе побеждает та сторона, которая руководствуется одной определенной идеей.

Так, создание Великой Германской Империи произошло не благодаря ряду благоприятных обстоятельств, а благодаря тому, что Пруссия имела перед собой определенную задачу.

Точно также теперь в Германии победила партия наци, объединенная одной великой идеей, в то время, как другие партии руководствовались соображениями более мелкого характера.

Итак, нужно всегда помнить, что никакое большое достижение не было достоянием коалиции. Оно было всегда фактически триумфом одного человека.

Даже в том случае, когда коалиция достигла успеха, в этом успехе «рылись уже зародыши будущего разъединения на почве взаимной зависти, ревности и т.п.

Что касается национального государства, то оно никогда не может быть создано шаткими объединениями и союзами: для этого нужна твердая железная воля одного человека, сковавшего из массы нечто монолитное.

Зимой 1919 года, а еще более того весной 1920 года молодая партия оказалась поставленной лицом к лицу с вопросом, – фактически зародившимся еще в период войны.

В первой части книги я отметил, какую роль в падении Германской империи сыграла пропаганда англичан и французов против нашего правительства. В период 1915–1916 гг. Германия забрасывалась всевозможными пропагандными летучками, памфлетами, брошюрами и т.п. Содержание этой литературы было рассчитано на самые низкие инстинкты толпы и вскоре агитация дала свои плоды.

Ни правительство, ни наше командование, главным образом баварское, не могут снять с себя ответственности за недостаток бдительности и попустительство в отношении этой агитации. Они наоборот считали, что никакая пропаганда не может разрушить единства империи и закрывали на все глаза. Нечего и говорить, что такое отношение к долгу заслуживало самого жестокого наказания.

Ослабление Пруссии отразилось вскоре и на всей Германии. Оно ускорило развал страны и оказало губительное влияние не только на целость всей империи, но и на положение каждой из ее составных частей.