Валентин Пруссаков - Оккультный мессия и его Рейх

Более того, он автоматически взорвал бы Малую Антанту, изолировал бы Францию и вложил руль управления европейскими делами в руки Англии, Германии и Италии.

Конечно, возможно, что внутри Германии такой союз вызвал бы дикий вой со стороны врагов нашей нации.

Но мы должны приучить наше общественное мнение к освобождению от влияний еврейской мысли.

Зимой 1922-1923 гг. стало ясно, что Франция снова устремляется к своей первоначальной цели. Программа Франции была такова – разделить Германию на ряд мелких государств. Стремясь к этому, шовинистическая Франция воистину становилась вассалом мирового еврейства.

Германия действительно пала в 18-м году в результате революции, но ее войска в то время все еще находились на территории неприятеля. Задачей Франции в тот момент было вытеснение германских войск из пределов как своих, так и Бельгии. До тех пор, пока эти войска не оставили ее пределов, она не могла думать ни о каких достижениях, поэтому Франции нужно было прежде всего заключить мир.

Декларация Клемансо о том, что для него мир означает лишь продолжение войны, приобретает, таким образом, большое значение.

До тех пор, пока извечный конфликт между Германией и Францией заключается только в нашей обороне против французской агрессии, мы не будем иметь никаких положительных результатов.

Германия должна понять одно, что она не может больше тратить времени на пассивную оборону.

Она должна готовиться к решительному расчету с Францией.

В декабре 1922 года положение между Германией и Францией снова осложнилось. Франция решила принять ряд мер против Германии, надеясь, что путем оккупации Рура сломает спинной хребет противника и приведет его экономику в хаотическое состояние.

Оккупацией Рура судьба предоставила Германии новый случай покончить с создавшимся положением.

Впервые за все это время Франция раздражила Англию, смотревшую на все более холодно и расчетливо. Оккупация рурских угольных копей лишила Англию выгод войны.

Италия также настроилась против Франции. И розовая дружба союзных держав превратилась в ненависть. Если положение не было использовано Германией, то только потому, что во главе ее стоял не Энвер-паша, а только канцлер Куно. Положение в 23-м году очень напоминало положение 1918 года. Марксистский яд вошел слишком глубоко в организм нации.

Я считал, что первым долгом национального правительства было найти силы, могущие уничтожить марксизм и предоставить этим силам свободу действий. Но этого не было сделано и таким образом германская буржуазия похоронила себя политически.

В тот год я с восторгом смотрел на великого человека по ту сторону Альп. В сравнении с Муссолини наши государственные деятели казались карликами. Имея таких государственных деятелей было, конечно, безумием начинать новую войну.

Когда началась всеобщая забастовка, нужная, конечно, марксистам, господину Куно следовало бы потребовать от каждого германца еще двух лишних часов работы, указав, I что свобода нации покупается только жертвами,

Но, вместо этого, Куно поощрял забастовку и красные шакалы подняли голову. В результате Куно сконфуженно стушевался, а Германия получила одним опытом больше за счет одной потерянной надежды.

Мне остается закончить свою книгу словами из моей речи, сказанной весной 1924 года:

– Хотя судьи этого государства могут быть счастливы осуждением нас и наших действий, история-богиня высшей правды и наилучшего закона с улыбкой разорвет этот приговор и оправдает нас от клеветы.

«Русско-еврейская революция» Альфреда Розенберга, вышедшая в феврале 1919 г., – первая публикация будущего главного идеолога нацизма. В 20-е годы Розенберг вместе с Эккартом оказывали большое влияние на Гитлера. По-видимому, именно от балта Гитлер воспринял и мысль о том, что большевизм – явление исключительно еврейское.

Приводимая ниже статья помогла Розенбергу приобрести среди нацистов репутацию эксперта по русским делам и большевистской революции. Следует, пожалуй, заметить, что информация, сообщаемая в ней, в основном, соответствует действительности.

«Не думаете ли вы, что евреи даже без вашей помощи являются гражданами государства более сильного и могущественного, чем любое из ваших, и если вдобавок вы предоставите им гражданство в ваших собственных государствах, все остальные граждане окажутся у них под пятой?» С этим предупреждением, основанном на глубоком знании истории, Фихте обращался к германской нации сто лет назад. Его слова оказались неуслышанными: игнорируя потенциальную силу, заложенную в однородной расе, оглушенные лозунгами человеческого равенства, все парламенты приняли догму беспредельной терпимости. Терпимость к чуждому, враждебному и агрессивному представлялась высшим проявлением гуманности, но как показала история XIX века и особенно явно в нашем столетии, она была самой настоящей изменой в отношении самих себя.

Простодушный европеец должен был только доверчиво внимать тому, что ему напевали сирены – свобода, справедливость, братство. Плоды чрезмерного прислушивания к такого рода мотивам очевидны сегодня. Они настолько приметны, что даже те, кто не имеет понятия об идее обязательных исторических связей, начинают осознавать, что ловкие и хитроумные лидеры ведут нас к разрушению цивилизации, достигнутой неимоверным трудом, к гибели всей культуры. Доказательства этого можно видеть в жутких делах русской революции, замалчиваемых либеральной и еврейской печатью. И в течение войны газеты утаивали существенные факты, чтобы только защитить «внутренний фронт». Понимание этого пришло слишком поздно. В Германии евреи также стали противниками германского идеала.

Давайте обратимся к фактам русской революции.

Нет сомнения в том, что весь русский народ жаждал [2] За дилетантский подход А. Розенберга к психологии русского человека Германия позже заплатит жестоким поражением. – Примечание редактора. положить конец царскому режиму. Каждый, кто был свидетелем этой формы правления, должен признать, что он не поощрял никакой вид независимой деятельности – экономической, общественной и интеллектуальной; вся система носила репрессивный характер. Поэтому Россия вздохнула с облегчением, когда известие о падении царя распространилось от Балтики до тихоокеанского побережья. Избавившись от гнета, люди снова поверили в самих себя, и лидеры, казалось, имели все основания с оптимизмом смотреть в будущее и надеяться, что будет возможно мирным путем разрешить их новые проблемы.