Дарья Леонова - Воспоминания артистки императорских театров Д.М. Леоновой

С Перми началось мое путешествие по Сибири. Я запаслась лишь немногими рекомендательными письмами, надеясь, что мое имя достаточно известно, — и не ошиблась. Где только появлялась я с моей визитной карточкой, везде двери мне растворялись и везде местные власти оказывали мне внимание и делали вое, что только от них зависело в мою пользу. Многие слышавшие меня в Петербурге, с восхищением припоминали свои впечатления, вынесенные после той, или другой оперы, в которой я пела; находились и такие, которые считали себя обязанными мне потому, что окончили учение на суммы от концертов при моем участии.

Могу сказать без хвастовства, что проезд мой по Сибири был рядом триумфов.

Девять концертов в Перми дали мне возможность ехать дальше и я направилась в Екатеринбург.

По дороге я заехала в Кунгур. Здесь находилось семейство Кузнецовых, которые пригласили меня остановиться у них. Гостеприимство Кузнецова было истинно сибирское. Прелестно убранная зала отдана была в мое распоряжение, билеты быстро розданы, аккомпаниатор найден и, в конце — концов, Кузнецов вручил мне за два концерта солидную сумму. Найти все это в таком маленьком городке, как Кунгур, было сверх моего ожидания.

В Екатеринбурге разрешилась вся задача моего путешествия и разрешилась благоприятно для меня. Количество концертов было неожиданное. Даю один, два, три — желают еще, так, что по счету оказалось 17 концертов со сценами и пять раз полная опера «Трубадур». Кроме того, после пятого представления «Трубадура» ко мне приехали г.Нуров и г-жа Баландина [4] Конечно, кто был в Екатеринбурге, тот знает, что эти дома отличаются своим гостеприимством. , и просили меня остаться еще на три представления; но я должна была отказаться, потому что тарантас мой был уже уложен. Кто путешествовал с большою кладью, тот знает, что значит уложить тарантас.

Расскажу каким образом «Трубадур» был поставлен в Екатеринбурге. Когда я стала давать эту оперу сценами, то явились любители, которые предложили поставить полную оперу. Оказалось, что имелся тенор, баритон, бас и сопрано, г-жа Маклецкая, взявшаяся готовить хор.

Пока разучивали хоры, я успела съездить в Нижний Тагил и Кушву.

В Нижнем Тагиле мне отвели помещение в доме Демидова, которому собственно принадлежат эти заводы и рудники. Проживя здесь несколько дней, я отдохнула, благодаря комфорту, который нашла в этом доме. Например, спальня отделана была роскошно во французском вкусе; утром, когда я выходила в столовую, чай и завтрак были сервированы на серебре и у моего прибора красовался букет цветов. После тех мучений, которые терпели в то время все проезжавшие от Перми до Екатеринбурга по ужасной дороге, попасть в такую обстановку казалось каким-то волшебством.

Концерт также устроился здесь как бы сам собой и, кроме того, что доставил мне порядочную сумму, прием был особенно радушный. Общество было самое сердечное, меня чествовали, угощали и взяли с меня слово, что на обратном пути из Кушвы я дам другой концерт.

Кушва не более, как простая, хотя и большая деревня. Меня ожидали и отвели мне особенный домик, хотя нероскошный, но все в нем было чисто и хорошо. Здесь также устроили концерт. Конечно, вся интеллигенция Кушвы была в концерте. Кроме того, устроены были в честь меня три вечера. В этом уголке, на окраине европейской России, сделан был мне такой радушный прием, что я никогда не забуду его.

Когда я уезжала из Кушвы, мне было необыкновенно грустно; во всяком другом городе, прощаясь, приходило все-таки в голову — почем знать, быть может, и в другой раз еще побываю, но здесь, я чувствовала, что прощаюсь навсегда с радушными, добрыми людьми этой далекой, как будто неведомой страны [5] Теперь через Нижний Тагил и Кушву проходит железная дорога, о чем тогда и помышления не было. .

Отсюда я возвратилась в Нижний Тагил. Там все уже было готово для второго концерта. На другой день после него сделан был в громадной зале обед. Вся зала уставлена была цветами, шампанское лилось рекой за мое здоровье, при чем выражались пожелания хорошего пути и т.д.

По возвращении в Екатеринбург, я нашла, что дело мое кипело: хоры были почти уже выучены, артисты — любители готовы. Начинались репетиции «Трубадура», а затем спектакли, пять подряд (не более как через день) и каждый раз театр полон.

Все пять спектаклей сошли замечательно удачно — для такого города как Екатеринбург, Капельмейстер был итальянец, оркестр прекрасный. Костюмов, правда, не оказалось, но мы сумели все сделать эффектно и дешево. Коленкор и Манчестер играли у нас роль шелковых материй. Перья для шляп, и белые и серые, делались из бумаги и т.д.

Между тем, начались порядочные морозы и стал выпадать снежок; был конец октября. В Тюмени, где я дала два концерта приходилось позаботиться о возке, потому что санная дорога устанавливалась. Приискать для меня возок было дело нелегкое; чтобы сохранить мой голос в холода, которые должны были все усиливаться, надо было приискать возок с наибольшими удобствами. Но когда судьба начнет покровительствовать человеку, то ему удается все, — так было и в этом случае. Мне сообщили, что продается сделанный для выставки в Москву, но опоздавший на нее какой-то особенный возок. При осмотре, он оказался просто чудом по удобству и по отделке. Сверху он был обтянут лосиной кожей, окна опушены медведем; двойные отводины, сделанные таким образом, что возок не мог опрокинуться; внутри обит синим репсом; ручки, крючки, кнопки из слоновой кости; внутри два фонаря и зеркало; рамы двойные. Одним словом, я нашла всевозможные приспособления для удобства и предохранения от холода, как будто возок был заказан нарочно для меня. Стоил он 350 рублей. Тарантас мой приняли за 150 рублей, так что мне пришлось доплатить всего 200 рублей. В Иркутске же, когда я приехала туда и возок оказался мне ненужным, мне дали за него, не спрашивая цены, 750 рублей.

Выехав из Тюмени в таком роскошном возке по первопутку, я благополучно приехала в Омск. Генерал-губернатором Западной Сибири был тогда генерал-адъютант Казнаков. Я сделала всем визиты и получила их обратно. В это время здесь происходило открытие театра. Генерал-губернатор ввел меня в свою ложу и этим обратил общее внимание на меня.

После второго акта раздавались афиши на мой концерт и того, кто раздавал их, буквально сбили с ног. В афишах было сказано, что билеты можно получать на следующий день с 9-ти часов утра в гостинице, где я остановилась. С 8-ми часов публика уже осадила гостиницу и произошла страшная давка.

Я дала шесть концертов. В последний, для прощанья, я назначила между прочими вещами мазурку Контского и из «Жизни за царя» — «Бедный конь в поле пал» — из четвертого акта. В Омске было очень много ссыльных поляков и они так обрадовались, услышав свой национальный танец — мазурку, что устроили мне целую овацию. Во втором отделении, когда я стала петь из «Жизни за царя» со стороны русских явилось как будто соревнование в выражении восторга, и я должна была повторить всю арию по требованию публики. Не помню, чтоб когда-нибудь еще принимали меня с таким восторгом; зала буквально дрожала от рукоплесканий и криков.