Анатолий Максимов - Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки

Исидорыч сделал паузу и произнес три слова:

— Кондиционер, фотопленка, шляпа. Вот эта — мягкая, фетровая…

— Что «шляпа»? Не мучай, Исидорыч, говори яснее! — начал кипятиться «ВВ».

— Дело-то оказалось в шляпе! Воздушным потоком от кондиционера фотопленку занесло… Куда?

— В шляпу! — радостно воскликнули мы.

— Не в шляпу, а за шелковую ленту на шляпе. Фотопленка была обнаружена в щели между стеной и полом.

Через тридцать лет, уже на пенсии, я узнал, что портрет Исидорыча и его Звезда Героя были убраны из Кабинета истории разведки в новом здании штаб — квартиры СВР на юго-западе Москвы. В открытой печати появились статьи об Исидорыче, который в списках агентов ЦРУ значился под именем «Федора».

— Слушай, Анатолий, из Брюсселя пришла шифровка. Нужно срочно проверить по учетам Центра некоего бельгийца, на которого вышел наш сотрудник. Брюссельская резидентура назвала этого человека «Морисом».

Президент небольшой специализированной фирмы по производству высокотемпературных масел на силиконовой основе дал согласие передавать некоторые документальные сведения по их изготовлению. Естественно, за приемлемое вознаграждение. В шифровке были намеки и на другие перспективные возможности источника, о чем Брюссель сообщит дополнительно в оперативном письме. Давались имя и адрес жительства «Мориса», его место работы, год и место рождения.

В учетно-архивном отделе разведки я сделал справку из дела.

Главное было в том, что имя «Мориса» увязывалось с убийством «Старика». «Морис» передал свои личные документы некоему Рамону Меркадеру, который использовал их для выезда в Мексику. Там Меркадер проник в дом к «Старику» и убил его. В деле говорилось, что в сороковом году «Морис» был арестован и проходил по судебному делу о гибели «Старика», но отрицал факт передачи документов Меркадеру, сказав, что они были утеряны в начале сорокового года. О пропаже документов «Морис» заявлял официально. После оккупации Бельгии немцами он по тому же обвинению оказался в концлагере, где провел все годы второй мировой войны.

— Это о каком же «Старике» идет речь? — спросил сам себя «ВВ». — Ведь «Старик» — это Ян Берзин, чекист и руководитель ГРУ. Это — и псевдоним Ленина. Берзина расстреляли в тридцать седьмом. А «Старик», которого убили в Мексике, может быть только… Троцкий. Да, несомненно, речь идет о нем.

Озабоченный «ВВ» пошел докладывать руководству. Вернувшись, бросил:

— Срочно готовь в Брюссель шифровку. Работа с «Морисом» запрещается. Даже любые контакты. О выходе на него доложено руководству разведки.

— Но ведь он согласен работать с нами…

— Чудак-человек, все, что связано с «делом Троцкого», — табу.

История с «Морисом» научила меня уважать архивную службу. Как бы я ни был занят и не торопил события, не начинал работы с иностранцами без проверки по специальным учетам разведки и контрразведки, а иногда и ГРУ. Это «золотое правило» работающих в разведке помогло мне избежать напрасной траты времени. В архиве я находил сведения, которые ускоряли разработку иностранца с целью привлечения к сотрудничеству, но бывали и сведения, которые заставляли нас бросать работу с ним. Обычно это было связано с контактами иностранца со спецслужбами противника.

В случае с «Морисом» главная опасность таилась в том, что он был в поле зрения бельгийской контрразведки как человек с коммунистическим прошлым. И как ни было жаль расстаться с его возможностями по добыванию секретной информации научного и технического характера, строгие правила безопасности разведывательной работы с источником не позволяли продолжить с ним контакт. Нарушение могло привести к серьезной провокации против разведчика, развязыванию кампании шпиономании в стране, тем более что был повод показать миру террористические методы советской разведки в тридцатые и сороковые годы.

Более удачным было дело с бразильским бизнесменом, прозванным мною «Эмигрант». Мой коллега, работающий под прикрытием Внешторга, побывал на промышленной выставке в Рио-де-Жанейро. Несколько месяцев работы в этом городе по линии НТР позволили ему завязать контакты с интересующими нас специалистами. Среди них был «Эмигрант» — владелец исследовательской фирмы, специализирующейся на нефтехимии.

В архиве я погрузился в дело из тридцатых годов, когда начались преследования людей из Коминтерна. Сотни их были выдворены за пределы СССР и многие оказались в лагерях ГУЛАГа. По отцу «Эмигрант» был латыш. Его в одночасье вместе с женой и дочерью отвезли к финской границе и выставили за рубеж. Обвинение было стандартным: связь коммуниста-латыша с «врагами народа». Шел тридцать седьмой год.

«Эмигрант» сам нашел моего коллегу-разведчика и предложил регулярно передавать ноу-хау по нефтепереработке и производству химического сырья.

— Понимаешь, Анатолий, — говорит коллега из Внешторга, — я ему поверил сразу. Ты бы посмотрел в его глаза… Они светились неподдельной радостью от встречи с советским человеком.

— А безопасность? — по-книжному бросил я. — Может быть, он в обиде на советскую власть за выдворение из Союза.

— Он говорил другое: если бы не отъезд из Союза, его могли бы отправить за колючую проволоку. В Бразилии он стал бизнесменом, развернул свое дело и весьма доходное, пережил войну.

— Вот спокойствие, сытость и настораживает, — не сдавался я. — Почему он воспылал желанием иметь с нами контакты?

— Советский Союз он считает своей духовной родиной, относит время революционных перемен в России к лучшим годам своей жизни. Для нас это уже не мало.

В те почти два года, которые я провел в стенах НТР до отъезда в Японию, «Эмигрант» регулярно передавал нам объемные материалы из секретных сейфов американских фирм, среди которых «Шелл» и «Стандарт ойл». Информация шла в фотопленках, которые я просматривал и составлял опись. Затем они передавались как секретные материалы в министерство нефтехимии или химии. И делал всю эту работу «Эмигрант» безвозмездно, на идейно-политической основе.

К концу года «ВВ» и я вели оперативные дела резидентур по химическому направлению в США, Канаде и Мексике, Англии и Франции, Японии и Израиле, по Бразилии, Бельгии и некоторым другим странам.

В Канаде представитель НТР был в единственном числе. Он тщетно бился над получением сведений о характере работ исследовательских центров Министерства национальной обороны Канады. Особенно нас интересовали направление и объем работ по контрактам со странами НАТО, в первую очередь с США и Англией.

Из Мексики поступала обширная информация из нефтяной области, из Англии — по специальным материалам: пластмассам, смазкам, покрытиям и каучукам для нужд авиационной техники.