Святослав Рыбас - Сталин

В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, — у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость. Хотите ли, чтобы наше социалистическое отечество было побито и чтобы оно утеряло свою независимость? Но если этого не хотите, вы должны в кратчайший срок ликвидировать его отсталость и развить настоящие большевистские темпы в деле строительства его социалистического хозяйства. Других путей нет. Вот почему Ленин говорил накануне Октября: „Либо смерть, либо догнать и перегнать передовые капиталистические страны“.

Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут» 219.

Предвидел он или угадал, но до Великой Отечественной войны оставалось как раз десять лет.

В правительстве тоже произошли перестановки: Куйбышев сменил Орджоникидзе на посту председателя Госплана СССР и стал заместителем председателя Совнаркома. Орджоникидзе возглавил ВСНХ. Молотов стал председателем правительства вместо Рыкова. Рыков был назначен наркомом почт и телеграфов СССР и выведен из состава Политбюро.

Теперь Сталин достроил систему власти. И ЦК партии, и Политбюро, и Совнарком были подчинены одной идее, одной команде. Членами Политбюро были Сталин, Ворошилов, Каганович, Калинин, Киров, С. Косиор, Куйбышев, Молотов, Рудзутак, Орджоникидзе, председателем ЦКК — А. А. Андреев, председателем ВЦСПС — H. M. Шверник.

Но главная его опора была в комитетах партии на местах, в обкомах и крайкомах партии, которые стали скелетом и нервной системой советской власти. Сталин до конца своих дней будет совершенствовать свое творение, желая придать ему максимальную устойчивость и долговечность и ликвидировать возникающие кланы.

Определился и состав руководящего ядра — это Сталин, Молотов и Каганович, ставший «вторым» секретарем ЦК. Остальных членов своей команды, в частности Орджоникидзе, Куйбышева, Микояна, Сталин часто критиковал за ведомственность и бюрократическое самомнение. Любопытно, что в одном из писем Кагановичу (14 августа 1931 года) он высказывается в адрес Микояна так: «Терпеть дальше обман нет никакой возможности».

Но и к преданному Молотову у него есть претензии. Они связаны с поведением его жены Полины Жемчужиной, которая высказывала Надежде Аллилуевой упреки за то, что она якобы недостаточно хорошо ухаживает за Сталиным.

В письме жене (24 сентября 1930 года) он писал: «Попрекнуть тебя в чем-либо насчет заботы обо мне могут лишь люди, не знающие дела, такими людьми и оказались, в данном случае, Молотовы».

Словом, не должно быть иллюзий в отношении спаянности правящей группы. Это были разные по культуре и воспитанию люди. Их объединяла воля Сталина, а еще больше — ситуация, когда отступать невозможно. Когда изменилась ситуация, стали изменяться и взаимоотношения в команде.

По всей вероятности, именно в эти годы у Сталина появились мысли о расширении базы советской власти. Многое объясняет одна его фраза: «Лгут и хитрят почти все…», сказанная в письме Кагановичу (26 августа 1931 года) в связи с положением на Кавказе.

Сталин понимал, что с кадрами у него далеко не все благополучно.

То, что он задумал, было грандиозно. Ему надо было переформировать партию, вырастить социалистическую интеллигенцию, выдвинуть новых советских генералов и воспитать новую молодежь. Он должен был начать смену всего народа и начать ее прямо сейчас!

Конечно, это было невозможно сделать быстро, но он начал.

Все, что происходило с 1931 по 1940 год, все огромные свершения и репрессии во всех слоях населения, было неразрывно связано с выполнением плана переустройства общества. Нигде в архивах мы не найдем упоминаний о существовании такого плана, но реконструкция основных событий позволяет считать, что в голове вождя бесспорно существовала стратегия обновления.

В целом задача была невыполнима, так как касалась не только смены хозяйственной и политической верхушки, как это было при Петре Великом, но и самих традиционных основ человеческой жизни.

Соответственно, по мере увеличения трудностей должны были проявляться и противоречия в сталинской группе. Одно такое серьезное противоречие обозначилось при расследовании дела Сырцова, подельник которого, секретарь Закавказского бюро ЦК Виссарион Ломинадзе, был близок к Орджоникидзе. Ломинадзе был отражением своего старшего друга, такой же, как и тот, вспыльчивый, прямодушный, грубый и легковерный. Его и Сырцова можно отнести ко второму эшелону партийной элиты, настороженно воспринимавшей обострение социальной обстановки в стране.

На следствии Ломинадзе признал во время очной ставки с Сырцовым, что у Сталина есть «некоторый эмпиризм, недостаточное умение предвидеть», «не нравилось и не нравится то, что иногда (особенно в дни пятидесятилетнего юбилея) тов. Сталина в печати и отдельных выступлениях ставят чуть ли не на одну доску с Лениным».

Орджоникидзе был шокирован и потребовал крайней меры партийного наказания — исключения из партии. Сталин принял более мягкое решение: Сырцов и Ломинадзе были выведены из ЦК и направлены на хозяйственную работу. Такое решение объясняется тем, что в сталинской группе противоречия не достигли нетерпимой остроты. Показательно, что даже Зиновьев и Каменев были прощены и восстановлены в партии.

Каменев с 1929 года работал председателем Главного концессионного комитета при СНК СССР, Зиновьев — ректором Казанского университета, затем членом редколлегии журнала «Большевик», членом коллегии Наркомата просвещения РСФСР.

Но история с Ломинадзе, фигуры гораздо менее значимой, показала Сталину, что даже в окружении его ближайших соратников много ненадежных людей. Дальнейшее заступничество Орджоникидзе за Ломинадзе должно было укрепить подозрения вождя.

Любопытно, что в сталинских письмах того периода проскальзывает упоминание Л. Берии, причем он характеризуется в высшей степени: он не лжет. [17] 32-летний Лаврентий Берия в марте 1931 года был назначен председателем Закавказского ГПУ и полномочным представителем ОГПУ СССР в Закавказье. В октябре стал первым секретарем ЦК КП Грузии и одновременно вторым секретарем, а с октября 1932 года — первым секретарем Закавказского крайкома партии.

Хотя Берию традиционно изображают врагом советской власти и заговорщиком, он просто был крайне рациональный и волевой человек, нацеленный на успешную карьеру. (Эта характеристика высказана Ф. Д. Бобковым, первым заместителем председателя КГБ СССР.)

Нет ничего удивительного в том, что ощущавший себя равным Сталину Орджоникидзе начал разочаровывать вождя. Так, 17 августа 1931 года в письме Кагановичу генсек обрушивает на Куйбышева и Орджоникидзе серьезную критику: «Тяжелое впечатление производит записка т. Куйбышева и вообще все его поведение. Похоже, что убегает от работы. С другой стороны, все еще плохо ведет себя т. Орджоникидзе. Последний, видимо, не отдает себе отчета в том, что его поведение (с заострением против тт. Молотова, Куйбышева) ведет объективно к подтачиванию нашей руководящей группы, исторически сложившейся в борьбе со всеми видами оппортунизма, — создает опасность ее разрушения. Неужели он не понимает, что на этом пути он не найдет никакой поддержки с нашей стороны? Что за бессмыслица!» 221