Святослав Рыбас - Сталин

Предполагалось указать руководству газеты на допущенную ошибку. Соответствующее постановление Секретариата ЦК вышло 15 декабря.

Эта скорострельная реакция на вполне заурядный текст заставляет считать очевидным участие самого Сталина. Прямо-таки водевильная история! Какой-то сладкоголосый толстый еврей, успешно подвизавшийся на ниве коммунистической пропаганды, дерзнул увлечь единственную дочь великого вождя. И в ответ — идеологическая отповедь Секретариата ЦК!

Похоже, Сталин был растерян и не знал что делать. Конечно, он мог уничтожить этого Люсю одним движением брови. Или мог объяснить дочери, почему ей не надо встречаться с Каплером. Или даже запретить встречаться. Но он этого не делает. Очевидно, он опасается рокового с ее стороны шага и, не исключено, вспоминает самоубийство жены.

В итоге любовная история Светланы и Каплера на короткое время замирает, влюбленные с тревогой ждут кары, но напрасно. Тогда встречи возобновляются.

Затем Каплеру позвонил заместитель начальника охраны Сталина полковник Румянцев и дипломатично предложил уехать куда-нибудь в командировку «подальше». Тот послал его к черту. Это было уже слишком.

Двадцать восьмого февраля 1943 года Светлане исполнилось 17 лет. Она привела Каплера в пустую квартиру Василия возле Курского вокзала и молча целовалась с ним. Дверь в соседнюю комнату была открыта, там сидел ее охранник Климов и читал газету.

Через день, 2 марта, когда Каплер собрался уезжать в командировку в Ташкент, его арестовали. Причина: связи с иностранцами. Он действительно был знаком со многими иностранными журналистами.

Третьего марта Сталин встретился с дочерью. Разыгравшаяся между ними сцена показывает его полное бессилие.

«Он прошел своим быстрым шагом прямо в мою комнату, где от одного его взгляда окаменела моя няня, да так и приросла к полу комнаты… Я никогда еще не видела отца таким. Обычно сдержанный и на слова и на эмоции, он задыхался от гнева, он едва мог говорить: „Где, где это все? — выговорил он, — где все эти письма твоего писателя?“

Нельзя передать, с каким презрением выговорил он слово „писатель“… „Мне все известно! Все твои телефонные разговоры — вот они, здесь! — он похлопал себя рукой по карману. — Ну! Давай сюда! Твой Каплер — английский шпион, он арестован!“

Я достала из своего стола все Люсины записи и фотографии с его надписями, которые он привез мне из Сталинграда. Тут были и его записные книжки, и наброски рассказов, и один новый сценарий о Шостаковиче. Тут было и длинное печальное прощальное письмо Люси, которое он дал мне в день рождения — на память о нем.

„А я люблю его!“ — сказала, наконец, я, обретя дар речи. „Любишь!“ — выкрикнул отец с невыразимой злостью к самому этому слову — и я получила две пошечины, — впервые в своей жизни. „Подумайте, няня, до чего она дошла! — Он не мог больше сдерживаться. — Идет такая война, а она занята!..“ — И он произнес грубые мужицкие слова, — других слов он не находил…

„Нет, нет, нет, — повторяла моя няня, стоя в углу и отмахиваясь от чего-то страшного пухлой своей рукой. — Нет, нет, нет!“

„Как так — нет?! — не унимался отец, хотя после пощечин он уже выдохся и стал говорить спокойнее. — Как так нет, я все знаю! — И, взглянув на меня, произнес то, что сразило меня наповал: — Ты бы посмотрела на себя — кому ты нужна?! У него кругом бабы, дура!“ И ушел к себе в столовую, забрав все, чтобы прочитать своими глазами.

У меня все было сломано в душе. Последние его слова попали в точку. Можно было бы безрезультатно пытаться очернить в моих глазах Люсю — это не имело бы успеха. Но, когда мне сказали — „Посмотри на себя!“ — тут я поняла, что действительно кому могла быть я нужна? Разве мог Люся всерьез полюбить меня? Зачем я была нужна ему? Фразу о том, что „твой Каплер — английский шпион“, я даже как-то не осознала сразу. И только лишь, машинально продолжая собираться в школу, поняла, наконец, что произошло с Люсей… Но все это было как во сне.

Как во сне я вернулась из школы. „Зайди в столовую к папе“, — сказали мне. Я пошла молча. Отец рвал и бросал в корзину мои письма и фотографии. „Писатель! — бормотал он. — Не умеет толком писать по-русски! Уж не могла себе русского найти!“ То, что Каплер — еврей, раздражало его, кажется, больше всего…» 470

Уничтожение писем, пощечины, оскорбления — разве это не признаки бессилия? Против него был ребенок, его дочь Сетанка, которую он любил больше всех. Записи ее телефонных разговоров с Каплером показали ему, что он беззащитен с этой стороны, в своем семейном тылу. Оказалось достаточно легкого флирта, незначительных усилий в обрамлении американских культурных затей, чтобы в его семью ворвался чужак.

Сталин не был антисемитом. Среди его соратников и наркомов было немало евреев, жены многих членов Политбюро были еврейками. Поэтому замечание С. Аллилуевой о том, что отца больше всего задела национальность Каплера, нуждается в дополнении. Надо учитывать не только национальность, но и отрицательное отношение Каплера к советской пропаганде («Фронт»), внешнюю лояльность (работа над Ленинианой) и приверженность к западной культуре, что в сумме рисовало Сталину портрет расчетливого дельца от советской культуры.

Каплера сослали на пять лет в Воркуту, где он работал в местном театре. В 1948 году ему разрешили вернуться в Киев, откуда он был родом, однако он своевольно приехал в Москву (не к Светлане), после чего получил еще пять лет лагеря.

Трудно объяснить, почему он дразнил Сталина. Хотел стать его зятем? Увлекся? Ответа нет.

Но вот маленькая подробность, о которой спустя много лет Каплер рассказал своей жене Юлии Друниной, а та — своим ближайшим родственникам. После окончательного возвращения Каплера в Москву в 1953 году Светлана хотела вернуться к прежним отношениям, но он отказался. Да простится эта деталь, ему даже не нравился ее запах. А как известно специалистам, запах женщины в любовном флирте или просто ухаживании для мужчины играет немалую роль. Если запах неприятен или отталкивающ, о чем можно говорить?

И еще одно свидетельство из ближайшего окружения Светланы, указывающее на сомнительную игру Каплера с шестнадцатилетней девушкой. Оказывается, в то же время у него был еще один роман 471.

Нет, она не была дурнушкой. Черчилль, видевший Светлану осенью 1942 года, говорит о «рыжеволосой красавице». Наверное, она была простушкой, дикаркой Бэллой (из лермонтовского «Героя нашего времени»). Опытный Люся поиграл, пощекотал себе нервы и нанес Сталину непоправимый ущерб. Вероятно, Каплер осознавал, что рискует, но выигрыш казался ему важнее призрачной кары.

Через год Светлана вышла замуж за Григория Морозова (Мороза), сотрудника московской милиции (ГАИ). Он тоже был евреем. Сталин согласился на замужество дочери, но поставил условие, чтобы Морозов не появлялся у него в доме. «Слишком он расчетлив, твой молодой человек, — говорил он мне. — Смотри-ка, на фронте ведь страшно, там стреляют, а он, видишь, в тылу окопался…» 472