Святослав Рыбас - Сталин

Чего же он добивался?

Оставляя в стороне будущее Германии, вопросы о репарациях и военных базах союзников, добивался он следующего:

независимых правительств Финляндии, Польши и Болгарии и приращения территории этих стран;

«чтобы все европейские народы имели такое правительство, какое сами выберут без давления извне»;

доступа Советского Союза к южным морям, а на его западных границах — дружественных государств.

Другими словами, он хотел контроля над Финляндией, Польшей, Болгарией, проливами, то есть обеспечения безопасности по всей западной границе.

Еще Сталин уверил Дэвиса, что «наша решимость считается неколебимой», и попросил увеличения поставок вооружений.

В конце беседы Дэвис высказал два политических предложения, которые могли показаться совершенно неприемлемыми: образ СССР на Западе мог быть значительно улучшен, если бы был распущен Коминтерн и представлены доказательства религиозной терпимости.

Гость задевал важнейшие принципы коммунистической идеологии, словно спрашивая о готовности Сталина заплатить за получение в будущем выгод.

И как ни удивительно, вскоре Коминтерн был распущен, а через три с небольшим месяца, после встречи Сталина с митрополитами Русской Православной Церкви, был собран Синод и избран патриарх, церковная организация получила невиданную поддержку государства.

Что же происходило со Сталиным?

На самом деле он только закреплял то, что вызрело в государственной жизни Советского Союза: главная ценность — это страна, ее безопасность, лучшие условия для развития.

Что мог дать Коминтерн, если он сам снял лозунг «мировой революции» и заменил его антигитлеровской солидарностью? А что могло дать упорствование в государственном атеизме, когда Церковь работала на победу в самом широком диапазоне, от партизанских отрядов и зафронтовой разведки до постройки на свои средства самолетов и танков и попечения о раненых?

Сталин знал, что существует легенда, будто он во время битвы под Москвой приказал организовать облет вокруг столицы самолета с иконой Владимирской Божьей Матери на борту. Конечно, это только легенда, отразившая изменение отношения к Церкви: еще в сентябре 1941 года был распущен «Союз воинствующих безбожников», в 1942 году митрополиты Алексий и Николай были приглашены в комиссию по расследованию преступлений германских войск, а 9 ноября 1942 года «Правда» опубликовала поздравительную телеграмму митрополита Сергия Сталину: «Я приветствую в Вашем лице богоизбранного вождя… который ведет нас к победе, к процветанию в мире и светлому будущему народов» 487.

Показательно, впрочем, что НКВД, отслеживавший настроение населения, еще в начале 1942 года направил Сталину записку о желательности восстановления патриаршества. Эта рекомендация была связана с двумя обстоятельствами: попыткой германских властей избрать патриарха на оккупированных территориях и патриотической позицией самой Церкви; учитывался и рост религиозного настроения населения. [36] Заметим, что согласно переписи 1937 года 56,7 процента, 55 миллионов человек, ответивших на вопрос о религии, заявили о своей вере в Бога. Вернувшись в Вашингтон, Дэвис доложил, что Советскому Союзу надо доверять, что Сталин отказался от идеи мировой революции, восстановил в советской экономике стимулы к получению прибыли и теперь стал не коммунистом, а социалистом.

Новости для американского руководства были приятные. Информация о готовности Сталина встретиться с президентом — тоже.

Дело в том, что только завершилась встреча Рузвельта и Черчилля, на которой они вместе с военными планировали следующий этап войны. Черчилль настаивал на средиземноморском направлении, чтобы разгромить Италию, а Рузвельт — на французском, через Ла-Манш. Сошлись на компромиссном варианте: высаживаться на Сицилии, выбить Италию, но затем, примерно в мае 1944 года, — через Ла-Манш. Если бы англичане продолжали упорствовать, то американцы были готовы пойти на такой решительный шаг, как прекращение всех своих боевых действий в Европе и сосредоточение сил против Японии. «Мы просто соберем свои игрушки, — заметил Гопкинс, — оставим британцев одних и будем воевать на юго-востоке Тихоокеанского региона» 488.

На этой встрече Рузвельт принял решение делиться всей информацией о ядерном оружии с англичанами, засекретив ее от всех остальных, в том числе русских. Известие о переносе десантной операции во Франции на 1944 год вызвало гнев Сталина. В письме Черчиллю от 24 июня 1943 года он заявил, что речь идет «не просто о разочаровании Советского правительства, а о сохранении доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям». Попросту говоря, Сталин обвинял Черчилля в лживости и коварстве.

Черчилль был не на шутку задет. В одном из писем членам кабинета он говорит о резкости Сталина, его скверном характере и дурных манерах. Рузвельт же реагировал гораздо спокойнее, понимая, что Сталин видит игру англичанина.

Обратим внимание на то, что президент все-таки решил оповестить премьера о предстоящей встрече со Сталиным. Это сделал Гарриман в Лондоне 24 июня, причем «перевел стрелки» на Сталина, сообщив, что инициатива исходила от того. Черчилль был шокирован: он мог потерять свою роль самостоятельного игрока. Но что он мог противопоставить? Если он встречался с «мудрым вождем», то почему Рузвельт не может этого сделать?

Однако встреча Рузвельта и Сталина не состоялась. Началась Курская операция, приковавшая Верховного к себе на два месяца, а после нее — новая военная реальность: СССР явно побеждал Германию.

Сталин отказался от встречи на Аляске, где он не мог контролировать свою безопасность, и предложил Тегеран. На сей раз Черчилль предполагался третьим участником.

Чтобы создать соответствующий информационный фон для американского посольства, Сталин 1 августа 1943 года неожиданно выехал на фронт. В неприметном железнодорожном составе с прицепленной для маскировки платформой с дровами он прибыл в Гжатск. Там он встретился с командующим Западным фронтом В. Д. Соколовским и после ночевки двинулся к Ржеву, который входил в зону Калининского фронта, им командовал Еременко. Сталин остановился в крестьянском доме на окраине деревни Хорошево. Здесь Верховный распорядился подготовить приказ о первом орудийном салюте в Москве в честь взятия Орла и Белгорода. Встретившись с командованием фронта, Сталин на следующий день в автомобиле вернулся в столицу.

Трудно сказать, насколько необходимо ему было покидать Москву. Думается, это было сделано для маскировки желания выполнить обещание, данное в мае Дэвису, о возможности встречи с Рузвельтом на Аляске. 8 августа 1943 года Сталин написал президенту, что «при нынешней острой обстановке на советско-германском фронте» ему «приходится чаще лично бывать на различных участках фронта и подчинить интересам фронта все остальное» 489.