Ханс-Отто Майснер - Дело Зорге

Император подал ему вялую руку и улыбнулся.

— Сегодня хорошая погода, — сказал Хирохито. Равенсбург не рассчитывал, что ему придется отвечать императору. Поэтому он не нашел ничего лучшего, как сказать:

— Действительно, ваше величество очень хорошая погода.

Хирохито кивнул, отошел, но вскоре обернулся и снова взглянул на молодого человека. Он кивнул министру двора, тот наклонился, и император спросил его что-то по-японски. Равенсбургу показалось, что он услышал фамилию Номура, но не был уверен, точно ли это.

Хирохито еще раз обернулся и взглянул на Равенсбурга. При этом император сделал такое движение рукой, как будто хотел поприветствовать и ободрить молодого дипломата.

После этого правитель Японии подхватил свою шпагу, путавшуюся у него в ногах, подошел к советскому послу и спросил его, понравились ли ему цветы.

— Они очень красивые, — ответил по-французски русский дипломат Сыну неба. Но тот, не слушая, уже шагал дальше.

Коллеги столпились вокруг Равенсбурга и взволнованным шепотом обсуждали происшедшее. Даже Тратт был поражен.

— Ну, Равенсбург, что это у вас с Тэнно? Он знает, как вас зовут, и говорил о вас с Маэдой.

Равенсбург пожал плечами.

— Не знаю… Вероятно, он повторяет все фамилии, чтобы их сейчас же снова забыть.

Итальянский посол, стоявший рядом с Траттом, легко сжал локоть своего немецкого коллеги и показал подбородком на маленькую даму, которая приветливо кивнула представителю Германии. Она была одета в странный наряд. Ее платье, узкое в талии, ниспадало колоколом до самой земли. На голове красовалась огромная шляпа, украшенная страусовыми перьями. В левой руке она держала белый кружевной зонтик.

Вторая дама, одетая точно так же, только выше и полнее, стоявшая позади первой, удивленно раскрыла глаза. Тратт вздрогнул под взглядом маленькой дамы и поспешил, низко склонившись, поцеловать ей руку. Другие дипломаты последовали примеру германского посла и были награждены сердечной улыбкой.

— Каррамба! Что это за создание образца 1912 года? — поинтересовался Натузиус, когда маленькая кругленькая дама в белом проплыла дальше.

— Потише, капитан, — предостерег его советник фон Эбнер, — выражайтесь более почтительно — это императрица.

Военный оркестр переключился на какое-то попурри

По всей видимости, это означало, что официальная церемония закончилась.

Хирохито со своей свитой удалился в большую палатку из белого шелка, на которой был выткан императорский герб. Там был накрыт для него чай. Но он не сел, а остался стоять, окруженный вельможами. Ему представляли заслуженных чиновников и знаменитых ученых. Император дарил им несколько приветливых слов или награждал орденами.

— Ну, сейчас мы узнаем, что за роковую весть подготовили японцы для меня, — обратился Тратт к своим сотрудникам.

Он увидел, как к ним приближался Танака, за которым медленно, как и полагается важной персоне, следовал принц Йоситомо.

Секретарь, не говоря ни слова, склонился в низком поклоне. Но посол и без этого знал, что нужно было делать. Он пошел навстречу премьер-министру. Остальные сотрудники посольства остались на месте.

— Вы видели, какое бесстрастное лицо было у Танаки? — спросил фон Эбнер.

— Каррамба! Парень ни разу не улыбнулся. Это означает, что нам грозит какая-то крупная неприятность.

И на самом деле случилось чрезвычайное происшествие.

— Ваше превосходительство, я в крайнем смущении, — без всяких предисловий заявил принц Йоситомо Тратту. — Сегодня утром меня посетил советский посол и спросил, что означает передвижение Квантунской армии к границам Сибири.

— Советский посол? — повторил Тратт с таким видом, будто его ударили по голове.

— Совершенно верно. Он знает обо всем, и я был так же ошеломлен, как и вы сейчас, ваше превосходительство.

— Но как же это. В таком случае можно подозревать, что произошло предательство.

Премьер-министр опустил глаза и предоставил слово министру иностранных дел, который, немного волнуясь, изложил подробности.

— Вам, ваше превосходительство, хорошо известны советские порядки в дипломатических делах. Поэтому пы понимаете, что советский посол предпринял такой важный шаг не по собственной инициативе, а по указанию Москвы. А из этого можно сделать вывод, что в Кремле узнали о наших намерениях прежде, чем мы их осуществили.

— Получается, — заметил тихо премьер-министр, скорее для себя, чем для окружающих, — что посол Сталина получает важные сведения прямо в Токио.

Между тем Танака разыскал начальника генерального штаба генерала Миями и полковника Одзаки и привел их к месту беседы.

— Вы ведь отдали приказ войскам? — осведомился еще раз премьер-министр у Миями. — Когда это было?

Генерал Миями повторил вопрос начальнику контрразведки и, получив от него необходимые сведения, ответил:

— Это было сегодня ночью, точнее, в час ноль-ноль. Я получил донесение из Маньчжурии о том, что переброска войск началась только сегодня в полдень. Раньше это невозможно было сделать: с некоторыми штабами плохая радиосвязь.

— Следовательно, в Кремле узнали о переброске войск, которая еще не произошла, — констатировал Одзаки. — Предательство, к сожалению, совершилось в самом Токио.

— И именно с помощью радиопередатчика, который вы никак не можете запеленговать, — язвительно добавил генерал Миями.

Лицо Одзаки стало пепельно-серым.

— Вчера вообще не были зарегистрированы нелегальные радиопередачи, — доложил он так тихо, что его с трудом расслышали.

Принц Йоситомо снова обратился к Тратту:

— Ваше превосходительство, число посвященных было сведено к минимуму, чтобы обеспечить сохранность тайны. Разрешите задать вопрос: говорили ли вы об этом кому-либо из ваших сотрудников?

Никогда еще Тратт не чувствовал себя так отвратительно.

— Да, я сказал, — признался он, — и не одному, а нескольким — моему «узкому штабу».

— Когда это произошло, ваше превосходительство? Вопрос времени играет очень важную роль.

— После окончания обычного утреннего совещания, которое началось в десять часов. Значит примерно в половине одиннадцатого.

Принц Йоситомо стал несколько любезнее.

— Тогда наши опасения напрасны. Советский посол был у меня уже в половине двенадцатого. Вряд ли Кремль смог бы за какой-нибудь час подготовить такой серьезный шаг. Впрочем, русский посол был в обычном костюме, а не во фраке. Значит, он очень спешил.

Тратт овладел собой и стал протестовать против подозрения, павшего на немецкое посольство.

— Ваше высочество, абсолютно исключено, чтобы кто-нибудь из моих сотрудников нарушил свой долг, даже по легкомыслию, не говоря уже о преступных намерениях. Я полностью доверяю каждому из них.