Анастас Микоян - Так было

Испытанием готовности нашей страны к обороне и войне с капиталистическими странами было нападение японцев на озере Хасан, а затем бои на Халхин-Голе в 1938–1939 гг. Тогда у нас было впечатление, у меня во всяком случае, что на Хасане наше командование и организация боя были неудовлетворительными. Мы их победили численным преимуществом наших войск и вооружения. Но все-таки чувствовалась организационная слабость по сравнению с японцами. Это мое тогдашнее впечатление.

На Халхин-Голе было более серьезное испытание. Мне кажется, что японцы не затеяли бы Халхин-Гола, если бы не те недостатки у нас, которые были на Хасане. Они, конечно, знали о численном превосходстве наших войск. И, хотя потерпели поражение, видели слабости нашей стороны. Да и местность на Хасане была невыгодной для японцев. Возможно, это тоже имело значение. Мне кажется я не могу, конечно, утверждать это, — что японцы именно поэтому решили новый бой дать на просторах Монголии, более благоприятной для маневров, с хорошо организованным тылом, с базами для авиации. Видимо, рассчитывали, что побьют нас, иначе нечего было лезть туда. Если бы этой надежды у них не было, они бы успокоились Хасаном.

На Халхин-Голе вначале бои были трудные, и наше командование не справлялось. Мы еще не имели численного превосходства. Только потом подтянули силы и получили превосходство. Кроме того, вначале японская авиация проявила себя сильнее, чем советская. И тогда мы вынуждены были из других воинских частей лучших летчиков быстро перебросить в Монголию, потому что до этого в воздухе господствовали японцы.

С прибытием дополнительной авиации мы оказались сильнее в воздушных боях. Была сосредоточена большая группа войск, командующим которой был назначен Жуков. У нас также было большое превосходство в численности войск, в наличии танков, артиллерии. Нам удалось быстро все сосредоточить и организовать, что для японцев явилось неожиданным. Они потерпели поражение, что подняло дух нашей армии, партии и правительства.

Я помню кинохронику, как японцы собирали труппы оставленных у нас своих солдат и офицеров и грузили в вагоны после перемирия. Это производило сильное впечатление. Конечно, у нас тоже потери были, не думаю, чтобы меньше, но факт, что мы победили, и Япония признала тогда нашу военную силу, что было важно и вносило элемент сдержанности в поведение японцев по отношению к нам.

События на Халхин-Голе произвели сильное впечатление и на весь мир. Я думаю, и на Германию тоже, так как боеспособность Красной Армии на поле боя была доказана.

Отрицательной стороной в этом деле было то, что наше руководство армии несколько зазналось, успокоилось на этом, критически не разобрало ход событий, чему мы обязаны победой: численному ли превосходству, или превосходству в технике, или в военно-стратегическом руководстве. Упивались сознанием победы. Испанские события показали, что наши самолеты и наши танки хуже немецких. Стали задумываться над этим тогда. Тревога появилась в этой связи.

В чем можно обвинять Сталина и в чем он виноват действительно в области подготовки страны к обороне? В том, что он не имел правильного представления, что на самом деле необходимо для того, чтобы не уступать фашистам в военной подготовке. В том, что самые грамотные, самые опытные, в военном отношении самые образованные военные руководители, которые читали военную литературу, писали сами, которые следили за развитием иностранной военной техники, знали германскую армию — Тухачевский, Уборевич и вместе с ними еще большая группа военных, почти все командующие округами, все начальники управления, которые заказывали вооружение, составляли программу вооружения армии, типы вооружения, которые разрабатывали уставы Красной Армии, обучали боям, тактике наступления и отступления (ибо не бывает войны без отступления, нельзя обучать только наступлению, ибо отступление бывает необходимым), — все эти кадры были ликвидированы. И это не десяток, а на несколько порядков больше, причем самых выдающихся. Навсегда выбыли из строя 30 тыс. офицеров. Репрессировано же было около 40 тыс. офицеров, но около 10 тыс. вернули в строй, когда началась война. То есть к началу войны наша армия лишилась 40 тыс. высших и средних командиров. Не тронули только тех, кто был в 12-й армии, то есть тех, кто был со Сталиным в Царицыне: Ворошилов, Буденный, Тимошенко, Тюленев, Щаденко, Мехлис, Кулик. Каганович, кстати, тоже был там, и это помогло росту его положения в партии.

Была разгромлена военная разведка, арестованы и ликвидированы руководители разведки как в центре, так и за границей.

От кого и откуда Сталин после этого мог узнать, что необходимо сделать для обороны страны, чтобы не быть слабее фашистов в техническом отношении и в стратегии? Таких людей или не осталось или почти не осталось в Наркомате обороны. Освободившиеся посты заняли выдвиженцы. Одни — неспособные, вроде Кулика и Щаденко; другие — способные, но еще не опытные, сразу поднявшиеся с низших до высших ступеней руководства, скажем, Жуков. Жуков свою военную карьеру делал с Гражданской войны, до того, как стал командиром дивизии. Значит, более 18 лет. Это нормальное продвижение. Он был хорошим командиром, прошел кавалерийские курсы, не имея другого военного образования. Зато с ликвидацией старого опытного руководства он быстро стал по ступенькам подниматься вверх и за несколько месяцев дошел до комкора, до командующего армией. На Халхин-Голе уже возглавлял группу войск и там хорошо себя показал.

Что еще Сталин сделал плохого, в чем виноват? В том, что так плохо, позорно велась война с Финляндией. Сталин был виноват здесь не меньше Ворошилова. Я помню, как это было. Сталин в присутствии Ворошилова и нас, членов Политбюро, вызвал военных работников, разработал план, какие войска перебросить, кого куда назначить, какую авиацию двинуть, в уверенности, что чуть ли не через неделю-две все будет кончено. Наспех объявил образование Карело-Финской союзной республики, во главе которой стал Куусинен.

Каково же было разочарование в ходе этой операции! Финны — малочисленные, но хорошо организованные — оказали невероятно упорное сопротивление при нашем огромном превосходстве в технике и людях. Наша армия вроде бы была хорошо вооружена и обеспечена боеприпасами, за одним важнейшим минусом: у нас еще не было автоматов ППШ, автоматических винтовок. Мы до финской войны их не видели, хвастались старой русской винтовкой. О стратегии в финской войне я уже не говорю — чего можно было ожидать от Мехлиса и ему подобных?

Сталин — умный, способный человек, в оправдание неудач в ходе войны с Финляндией выдумал причину, что мы «вдруг» обнаружили хорошо оборудованную линию Маннергейма. Была выпущена специально кинокартина с показом этих сооружений для оправдания, что против такой линии было трудно воевать и быстро одержать победу. Но только наивный человек не задал себе вопроса: почему же Советская Армия и наша разведка не знали о такой мощной оборонительной линии под самым своим носом? Ведь эта линия всему миру была известна. Неужели наша разведка не могла узнать о ней, имея разведывательную авиацию? Да у нас и в Финляндии были свои разведчики. Позднее оказалось, что за границей эта линия была полностью описана, чертежи ее были даже у нас в Генштабе, доставленные своевременно разведкой. Но тот, кто знал обо всем этом, был ликвидирован. А Сталин и Ворошилов об этом не знали. Ведь в штабе столько начальников сменилось! А вновь пришедшие не могли усвоить специфику этого дела, да их и не спрашивали об этом.