Петр Чудинов - Иван Антонович Ефремов

Отсутствие коренных месторождений алмазов на Сибирской платформе, как указывал В. А. Милашев, стали объяснять тем, что источники их располагались далеко на юге, в районе Патомского нагорья. Сторонники этой гипотезы приводили хитроумные доводы в пользу столь дальнего переноса алмазов в бассейн Нижней Тунгуски и Вилюя. Но в этих же районах, помимо находок алмазов в современном аллювии речных долин, алмазы и их минералы-спутники были встречены в древнем аллювии пермских рек. Это уже было указанием на поиски коренных источников россыпей не где-то «за тридевять земель», а на Оленёк-Вилюйском водоразделе. Отсюда же следовал вывод о более древнем, чем пермский, возрасте коренных источников, которые могли быть частично скрыты под мощными покровами базальтов.

Практическую проверку выводов о коренных месторождениях алмазов в этом районе осуществили в 1953 г. Н. Н. Сарсадских и Л. А. Попугаева. Шлихи показали повышенное содержание кроваво-красных гранатов. Эти же гранаты в шлихах были найдены и в прилежащих районах Сибирской платформы.

В камеральный период конца 1953 и начала 1954 г. шлихи были исследованы. Выяснилось, что эта разновидность гранатов относится к пиропам. Но пойти дальше и сопоставить их с пиропами Южной Африки, как отметил Милашев, минералоги пли побоялись, пли не сумели. Пиропы из Сибири и из алмазоносных кимберлитов Африки были отождествлены профессором А. А. Кухаренко. Вывод его позволил рассматривать сибирские пиропы как минералы-спутники алмаза при поисках коренных месторождений.

24 августа 1954 г. Л. А. Попугаева нашла на притоке р. Мархи первую алмазоносную кимберлитовую трубку. Ее назвали «Зарница». Так родился пироповый метод поисков, а находка первой трубки положила начало открытию коренных месторождений.

Путь к открытию алмазов Сибири был нелегким. Одни исследователи доказывали, как справедливо отмечал Свиридов, что на Сибирской платформе алмазов нет и не может быть. Другие утверждали обратное. Алмазы были найдены геологами-поисковиками. Теоретики продолжали спорить, не давая однозначного ответа на основной вопрос: куда направить поиски — на выявление россыпей или коренных месторождений? Находки россыпных месторождений вселяли надежду и отодвигали на второй план поиски источников алмазов. Ориентировка на поиски промышленных россыпей была, скорее, не виной, а бедой поисковиков.

Вернемся к рассказу И. Ефремова. Путь к трубке «Зарница» во многом напоминает путь поисков в фантастической, но близкой сердцу поисковика «Алмазной Трубе». Уже в 1944 г. И. Ефремов «отождествил» пиропы Сибирской платформы и Южной Африки: присутствие пиропов в породе определяло у него и направление поиска кимберлитовых алмазоносных трубок.

К весне 1954 г., когда было оценено поисковое значение пиропов, рассказ издавался пять раз. Путь геолога и фантаста к алмазным трубкам оказался самым коротким и, признаем, наиболее профессиональным. К сожалению, рациональное зерно рассказа не увидели на организационных и начальных стадиях исследований.

Свое отношение к алмазам и заимствованию «теорий» И. А. Ефремов выразил достаточно ясно в рассказе и упомянутых выше комментариях. Повторение измышлений о пересказе Ефремовым теорий и научных выводов того или другого исследователя говорит о необъективности или, как отмечал сам ученый в письме от 29 августа 1969 г., непонимании существа геологического аспекта проблемы. В этом же письме он допускал повторение подобных выступлений, поскольку не намеревался «вступать в какие-либо печатные споры».

«Алмазная Труба» — это песнь песней в раннем творчестве И. А. Ефремова. Рассказ стал хрестоматийным примером, показывающим, как интуиция ученого, согретая дыханием фантастики, практически обернулась прогнозом крупнейшего геологического открытия.

Почему же И. А. Ефремов так точен с прогнозом «Алмазной Трубы»? Здесь истоки ефремовского «предвидения», по крайней мере отчасти, уходят в его «тафономическое» мышление. «Тафономия» существовала в рукописи уже до появления рассказа. Так что процессы формирования геологической летописи не были для ученого абстракцией. Он видел и изучал динамику процессов изменения лика Земли: физическое выветривание складчатых областей, осадконакопление, зафиксированное в континентальных отложениях платформ. Он рисовал пространственные закономерности распределения осадков во времени между областями разрушения и осадконакоплений. В этих длительно существующих областях содержались документы геологической летописи. Для И. А. Ефремова такими документами в равной степени были песчинка и кость ископаемого животного, камень булыжной мостовой, полированная уральская яшма на станции метро, самородок золота в россыпи, зерно пиропа и кристаллик алмаза из речных наносов или кимберлитовой трубки. Каждый документ имел свою историю и нес свою информацию. Ученый основал тафономию и, вероятно, как никто другой, мог считывать свидетельства документов геологической летописи. Они трансформировались в его сознании до пределов интуиции, научного предвидения, или находили выражение в фантастике.

Нельзя забывать также, что И. А. Ефремов по натуре своей был открывателем: шел ли он нехожеными путями по районам будущей трассы БАМ или открывал кладбища ископаемых животных, прокладывал ли новые пути в науке и научной фантастике. Что значит быть открывателем? Вспомним слова Чарльза Дарвина: «Я часто задумываюсь над тем, что делает человека открывателем неизвестного. Это сложный вопрос. Многие очень умные люди, гораздо умнее открывателей, никогда ничего не могли открыть. Я вижу объяснение в следующем: открывает тот, кто постоянно доискивается до причин или до смысла всего происходящего. Для этого нужно иметь острый глаз наблюдателя и знать по возможности все об исследуемом предмете» [сноска].

Наука, и в частности геология, в творчестве И. Ефремова заслуживает, вероятно, специального рассмотрения. Здесь же следует назвать минералогию, знанием которой гордился И. А. Ефремов. Помимо упомянутых рассказов, она проходит и в других произведениях писателя. В «Лезвии бритвы» ученый с гордостью за свой институт вспоминает: «Я обычный инженер, только учился в таком институте, где для горного инженера считается. необходимым превосходное знание трех основ практической работы геолога — минералогии, горного искусства и химии… У нас считается, что знание минералогии, умение точно и быстро определять минералы — то же, что знать симптомы болезней для практикующего врача» [сноска].

Возможно, эта любовь к минералогии выросла из первого детского увлечения красивыми камнями. Откроем пролог к этому же роману. Петроград, 5 марта 1916 г. Выставка художника и ювелира А. К. Денисова-Уральского. Описывая атмосферу эпохи и выставки, И. А. Ефремов вводит читателя и возвращается сам в мир своего детства. Мальчик Ваня, загипнотизированный красотой и блеском самоцветов — это не кто иной, как будущий автор. Действительно, в девятилетнем возрасте он дважды побывал с матерью на выставке. С тех пор он не видел этой коллекции и не знал о ее судьбе. Как выяснилось позднее, коллекция изделий из камня в том же или в 1917 г. попала в только что открытый Пермский университет. Здесь, практически неизвестная широкому кругу специалистов и общественности, она хранилась в минералогическом музее. Однажды ее пытались украсть, но стараниями пермской милиции украденная часть была найдена и возвращена музею. О судьбе коллекции, мастере-художнике и собирателе уральских самоцветов А. К. Денисове-Уральском написана книга [сноска].