Дон Делилло - Белый шум

Я подошел и присел на корточки.

– Стеффи! Это ты?

Она открыла глаза.

– Тебе нельзя здесь, если ты не жертва, – сказала она.

– Я только хочу убедиться, что с тобой ничего не случилось.

– Если тебя увидят, у меня будут неприятности.

– Сейчас холодно. Ты заболеешь. Баб знает, что ты здесь?

– Я записалась добровольцем в школе, всего час назад.

– Могли бы хоть одеяла раздать, – сказал я.

Она закрыла глаза. Я поговорил с ней еще немного, но она не желала отвечать. В ее молчании не было ни раздражения, ни легкомыслия. Только добросовестность. Она уже давно предана своей жертвенности.

Я вернулся на тротуар. На другой стороне улицы, где-то в супермаркете, зарокотал усиленный громкоговорителем мужской голос:

– Позвольте поприветствовать всех вас от имени «Организации современных катастроф», частной консультационной фирмы, которая планирует и проводит условные эвакуации. Во время данной учебной тревоги – надеюсь, первой из многих, – мы координируем свои действия с двадцатью двумя ведомствами штата. Чем чаще мы будем репетировать катастрофу, тем меньшая опасность будет грозить нам во время подлинного бедствия. Ничего не поделаешь, такова жизнь, не правда ли? Семнадцать дней подряд вы берете с собой на работу зонтик – и ни капли дождя. В первый же день, когда вы оставляете его дома, – рекордный ливень. И так всю жизнь, не правда ли? Этот механизм мы рассчитываем использовать наряду с прочими. Ладно, к делу. Когда прозвучат три долгих гудка, тысячи специально отобранных эвакуируемых покинут свои дома и рабочие места, сядут в свои транспортные средства и направятся к хорошо оборудованным убежищам, снабженным всем необходимым. Руководители дорожной диспетчерской службы помчатся на свои компьютеризованные посты. По радиовещательной сети УСВАК будут переданы последние, уточненные указания. В зоне действия облака развернутся специальные подразделения, которые будут отбирать пробы воздуха. В зоне приема пищи специалисты будут в течение трех дней брать пробы молока и выбранных наугад продуктов питания. Сегодня мы не моделируем какую-то определенную утечку. Утечка или разлив у нас сегодня – универсальные. Это могут быть и насыщенные химикатами облака, и радиоактивный пар, и дымка неизвестного происхождения. Самое главное – эвакуация. Надо вывести всех из зоны поражения. После ночи вздымающегося облака мы многому научились. Однако плановую имитацию заменить нечем. Если вмешается реальность в виде автокатастрофы или падения жертвы с носилок, важно помнить, что мы собрались не для того, чтобы вправлять сломанные кости или тушить настоящие пожары. Мы собрались ради имитации. При подлинных чрезвычайных обстоятельствах любая заминка может стоить человеческих жизней. Научившись действовать без задержек сейчас, мы сумеем обойтись без них потом, когда будет дорога каждая минута. Ладно. Когда дважды уныло провоет сирена, старосты улиц обойдут все дома в поисках тех, кого случайно забыли: птичек, рыбок, пожилых и умственно неполноценных людей, инвалидов, больных и так далее. Жертвы, осталось пять минут! Спасатели, помните, что это не имитация взрыва! Эти жертвы обессилены, но не травмированы. Приберегите свою нежную, трогательную заботу о людях для ядерного взрыва, намеченного на июнь. Остается четыре минуты, и мы продолжаем отсчет. Жертвы, обмякните! И помните: вы здесь не для того, чтобы кричать и метаться. В жертвах мы ценим сдержанность. У нас здесь не Нью-Йорк и не Лос-Анджелес. Достаточно и тихих стонов.

Решив, что мне ни к чему на это смотреть, я вернулся к машине и поехал домой. Подъезжая к дому, я услышал первые три гудка. На крыльце сидел Генрих в оранжевом жилете с отражателями и своей камуфляжной кепке. С ним был парень постарше – крепко сбитый здоровяк неопределенного цвета кожи. С нашей улицы, видимо, никто не эвакуировался. Генрих что-то искал в прикрепленных к планшету бумагах.

– В чем дело?

– Я староста улицы, – сказал он.

– Ты знал, что Стеффи будет жертвой?

– Она говорила, что это не исключено.

– Почему ты мне не сказал?

– Ну, подберут ее и положат в «скорую». Что тут страшного?

– Я и сам не знаю, что тут страшного.

– Она должна поступать так, как ей хочется.

– Такое впечатление, что она просто создана для этой роли.

– Когда-нибудь это, возможно, спасет ей жизнь, – сказал он.

– Каким образом игра в раненых и мертвых может спасти кому-нибудь жизнь?

– Раз она занимается этим сейчас, возможно, ей не придется заниматься этим впоследствии. Чем упорнее ты к чему-то готовишься, тем меньше вероятность, что это случится на самом деле.

– Консультант сказал то же самое.

– Это уловка, но она действует.

– А это кто?

– Это Орест Меркатор. Он будет помогать мне разыскивать оставшихся.

– Значит, вы – тот парень, который собирается сидеть в клетке с ядовитыми змеями. Можете объяснить, зачем?

– Хочу побить рекорд, – сказал Орест.

– Почему ради рекорда непременно надо погибнуть?

– Погибнуть? Кто сказал хоть слово о том, чтобы погибнуть?

– Вас будут окружать редкие и смертельно опасные рептилии.

– Они лучшие в своем деле. А я хочу быть лучшим в своем.

– Каково же ваше дело?

– Просидеть в клетке шестьдесят семь дней. Именно столько времени потребуется для побития рекорда.

– Вы хоть понимаете, что рискуете умереть ради пары строчек в книжонке?

Он испытующе посмотрел на Генриха, явно считая мальчишку ответственным за этот идиотский допрос.

– Они вас укусят, – не унимался я.

– Не укусят.

– Откуда вы знаете?

– Знаю и всё.

– Это же настоящие змеи, Орест. Один укус – и дело с концом.

– Один укус – если они будут кусаться. Но кусаться они не будут.

– Это живые змеи. Вы – живой человек. Змеи постоянно кусают людей. Их яд смертелен.

– Людей кусают. А меня не укусят.

Неожиданно для себя я сказал:

– Укусят-укусят. Эти змеи не знают, что вы и мысли о смерти не допускаете. Они не знают, что вы молоды, сильны и думаете, будто смерть может грозить всем, кроме вас. Они укусят вас, и вы умрете.

Я замолчал, устыдившись страстности своей аргументации. Потом с удивлением заметил, что Орест смотрит на меня с некоторым интересом, с невольным уважением. Быть может, из-за моей чрезмерной горячности осознал всю серьезность своей задачи и почуял неотвратимость гибели.

– Если захотят укусить, укусят, – сказал он. – По крайней мере, сразу отдам концы. Это самые лучшие, самые проворные и ядовитые змеи. Если меня укусит африканская гадюка, я умру через пару секунд.

– К чему такая спешка? Вам девятнадцать лет. Вы еще найдете сотни способов умереть, и они будут гораздо лучше змей.

Что это за имя – Орест? Я всматривался в его лицо. Он вполне мог бы быть уроженцем Латинской Америки, Ближнего Востока, Центральной Азии, темнокожим восточноевропейцем, светлокожим негром. Есть ли у него акцент? Я толком не понял. Может, он полинезиец, североамериканский индеец, еврей-сефард? Все труднее понять, чего нельзя говорить людям.