Motley Crue - Грязь

Это было начало конца — настолько далеко впоследствии зашла забава под названием: неограниченный кокаин. Томми был знаком с этими подозрительными личностями из Сими Вэлли (Simi Valley), которые заходили в «Чероки Студиос» («Cherokee Studios»), где мы записывали «Shout at the Devil», и приносили нам унции кокса. Мы могли проторчать в студии в течение трех дней, занимаясь непосредственно записью, и даже не задумывались о том, что мы работали, как проклятые. Винс развесил по стенам картинки из порно-журналов, и девочки струились в студию рекой, а выходили из неё трахнутые микрофонами в операторской, бутылками на кухне и ручками швабр в туалете, т. к. мы уже исчерпали все идеи относительно того, что с ними делать.

Рэй Манзарэк (Ray Manzarek), клавишник «Doors», работал по соседству, он заходил к нам почти каждый день, выпивал наше бухло и разочарованный уходил. Мы никогда не были большими фанатами «Doors», поэтому нас это просто бесило. Из уважения мы ничего не говорили, но мы всегда задавались вопросом: если Рэй такая скотина, то каким же тогда был Джим Моррисон (Jim Morrison)?

Позднее кокаин сделал из меня затворника и параноика. Но тогда это была всего лишь тусовочная дурь (party drug), нечто более забавное, что помимо воздуха наполняло мои ноздри. Однажды ночью Томми, его барабанный техник Спайди (Spidey) и я выпивали в подвальчике на углу рядом со студией, пытаясь снять кокаиновое похмелье. Два полицейских, сидящих поблизости, начали нас подзуживать, отпуская неоригинальные комментарии, типа: “Красивые волосы, девочки”. Затем, после того, как алкоголь подействовал, мы сунули в рот ещё немного болеутоляющего, чтобы окончательно прийти в норму, и вышли наружу к их патрульной машине. Окно было опущено, так что все мы выстроились друг за другом, по очереди помочились на сидение и ретировались. В студии Томми так торкнуло, что он бросил кирпич в стекло операторской. Мы действительно не знали, что мы делаем, и каково это — записывать профессиональный альбом.

Следующим утром мы всё еще торчали в студии, записывая “I Will Survive”. Там был гонг, висящий на веревке над нашими головами, мы изо всей силы натянули веревку, а затем отпустили её, после чего гонг начал вращаться, издавая жуткий мерцающий звук. Пока он вращался, мы лежали на спине и пытались произнести нараспев “Иисус есть Сатана” (”Jesus is Satan”) задом наперёд, что звучало похоже на “омлет и вино” (”scrambled eggs and wine”) или что-то вроде этого. Наш звукоинженер в тот день уволился. Он сказал, что все мы одержимы нечистой силой. И, возможно, так оно и было на самом деле.

Мы экспериментировали с черной магией, читая книги заклинаний и оккультные издания, которые только могли достать. Запись молитвы “God Bless the Children of the Beast” была фактически вдохновлена вступлением к альбому «Diamond Dogs» Дэвида Боуи (David Bowie). Нам, конечно, многое могло просто привидиться, но было похоже, что мы действительно начали притягивать к себе какое-то зло.

У меня были идеи относительно альбома и тура, связанные с массовой психологией зла эпохи постфашизма и с книгами Антона ЛаВэя (Anton LaVey) по Сатанизму, который, по сути, больше являлся суб’ективной философией с отвратительным названием, нежели действующей религией. У меня были грандиозные планы создать на сцене нечто среднее между нацистским сборищем и черной церковной мессой с символикой «Motley Crue» вместо свастик повсюду. Я даже искренне верил, что Рональд Уилсон Рейган (Ronald Wilson Reagan — тогдашний президент Америки) был Антихристом, потому что в каждом из его имён было по шесть букв — 666. В Библии сказано, что у Антихриста будет голос льва, который услышат все народы. Я говорил всем, что ему выстрелят в сердце, и он исцелится быстрее, чем любой другой человек. Именно так всё и случилось. Он был дьяволом, на которого я хотел, чтобы все кричали. Я погружался в это всё сильнее. Затем, по дороге домой с сатанинской сессии “I Will Survive” автомобиль Томми загорелся. Винс постоянно разбивал вдребезги свою машину. И разные предметы поднимались вверх и летали по всему нашему с Литой дому. Всё это начало нас тревожить. А затем со мной произошёл несчастный случай.

На гонорар от «Warner/Chappell» я купил свой первый настоящий автомобиль «Порше» («Porsche»). Это была моя радость и гордость. Томми и я носились на нём с педалью газа в пол по Сансет Бульвар (Sunset Boulevard) в 2 часа ночи, осушив предварительно четверть галлона (примерно 1 литр) «Джека». Мы не осознавали, чем может обернуться глупое пьяное вождение, которое, спустя всего год, приведёт к беде. Даже когда нас тормозили полицейские за превышение скорости, они всего лишь заставляли нас выбросить нашу выпивку, а затем позволяли нам ехать дальше. А мы даже не осознавали, как нам повезло: мы только негодовали из-за того, что было слишком поздно, чтобы купить ещё алкоголя.

После нескольких месяцев, уделяя этой тачке больше внимания, чем я когда-либо уделял девушке, я приехал на одну из вечеринок Роя Томаса Бэйкера (Roy Thomas Baker). Все мы нюхнули кокса с его стеклянного рояля, а затем, сбросив одежду, запрыгнули в джакузи. Нас было примерно человек пятнадцать, кто там толпился, включая Томми. Он, наконец, свалил от Бульвинкля и встречался теперь с тёлкой из Флориды (Florida), которая хотела стать моделью, по имени Хани (Honey). Неожиданно у Томми вскочила гигантская эрекция, он повернулся к Хани и приказал, “Ладно, сучка, пососи-ка моего «петушка»”. Она наклонилась и отсосала у него прямо у всех на глазах. Когда она закончила, он тут же заставил ее сделать это ещё раз. Она вернулась к своей работе, но на сей раз Томми требовалось намного больше времени, и его это начало раздражать. Он устроил ей разнос за то, что она, мол, плохо справляется со своей работой и вообще делает всё неправильно. Наконец, она сделала всё правильно и даже предусмотрительно проглотила, чтобы не запустить в бассейн будущих детей Томми. Всего пять минут спустя Томми заставил её работать снова.

Я думаю, той ночью многие друзья RTB прониклись уважением к Томми: мало того, что он был сложён, как небоскрёб, мало того, что у него был нескончаемый оргазм, но он ещё и делил его с другими. Он посмотрел на кольцо парней, сидящих вокруг джакузи, которые в шоке и изумлении наблюдали за происходящим, и приказал, чтобы Хани продолжила работать по кругу, отсасывая у каждого. Несколько месяцев спустя, мне было трудно снова представить себе эту картину, когда я сидел за обеденным столом со счастливой парой и родителями Томми в Уэст Ковина (West Covina). Просто она не была похожа на девушку, которую вы приведёте в дом своей матери, если, конечно, вы не выросли на Банни Ранч (Bunny Ranch — знаменитый публичный дом).

Я отказался от предложения Томми и передал эстафету дальше, не из уважения к нему, а просто потому, что я был уже достаточно обтрахан, чтобы включиться в эту игру. Фактически, я решил совсем покинуть вечеринку. Я был слишком обдолбан, сконфужен и хотел видеть Литу. Проблема состояла в том, что RTB, как обычно, запер все двери и заблокировал выходы, чтобы удостовериться, что никто не сядет пьяным за руль. Хуже того, я понятия не имел, куда я подевал свою одежду.