Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

Министру Обороны РФ

И. Д. Сергееву

103160 Москва К-160.

Абсолютно уверен, что мое письмо не дойдет до Вас, тем не менее считаю необходимым вступить с Вами в переписку, т. е. ответить на Ваше письмо от 28 декабря 1999 г. В свою очередь, Вы отвечали в Литинститут на мое письмо, переданное и.о. президента России В.В. Путиным.

Суть нашей переписки — получить возможность для маленького института проводить своих студентов через военную кафедру. Я вынужден повториться, — сложность нашего института заключается в его феминизации, т. е. ребята, которые могли бы стать выдающимися поэтами и писателями, в силу той или иной причины, ими не становятся, а превращаются в плохих коммерсантов, плохих юристов или плохих инженеров. Они идут учиться туда, где есть военная кафедра. А литература — дело очень и очень молодое, особенно поэзия.

Меня радует, что Министерство Обороны РФ планирует в 2001–2002 гг. некий эксперимент по созданию межвузовских военных кафедр. Но ведь практически этот эксперимент начнется через два учебных года, когда, возможно, сменится, в силу своего возраста, и ректор Литературного института, и Министр Обороны. Два года в жизни людей пожилых — это не два года в жизни людей молодых, это разные годы. А ведь Литературный институт практически предлагал этот же самый эксперимент, нащупав возможности к сотрудничеству с Военным университетом. Если бы не длительные согласования и раздумья, — а первое предложение в Министерство Обороны мы сделали два года назад, — то, может быть, к сегодняшнему дню эксперимент этот уже и закончился бы.

Я предлагаю Вам еще и другой эксперимент: взять кого-нибудь из наших выпускников, изучавших не военную специальность, а иную — например, стилистику, и сделать так, чтобы он готовил стилистически выверенные письма Министра Обороны.

Язык и литература — это столь же важные и боевые вещи, как и воинская наука.

Извините, что написал это письмо, а не просто согласился с предложением терпеть и терпеть. Но у меня есть собственный долг перед моими студентами.

С уважением — С. Есин,

ректор Литературного института

Вечером ходил на выставку Ильи Глазунова. История этого моего похода такова. С неделю назад мне позвонили из «Вечернего клуба», и попросили высказаться о творчестве Глазунова. Я высказался, т. е. сказал, что думаю я на самом деле, и даже не прочел, что же «Вечерний клуб» напечатал. Оказывается, что-то напечатал. Потому что приглашение исходило непосредственно от И.С. Он пригласил всего несколько человек, в том числе и С.Ю. Куняева и Петю Алешкина. Оба люди известные в литературе, знаменитые издатели. Один печатал его мемуары, другой монографию о нем. Нам всем была сделана индивидуальная экскурсия специально приставленным искусствоведом. Конечно, выставка ошеломляет. Этот-то человек всю жизнь не просидел сиднем. Многое здесь мною видено ранее. Художник этот, конечно, крупный, оставивший свой отпечаток в жизни общества. Его почерк идет не от неумелости руки или глаза, а как осознание своего способа выражения действительности. Есть виртуозные рисунки и ранние картины, которые по пятну повторяют Серова. Надо говорить еще и о специфике народного видения истории. Как и все мы, он человек мечущийся, так и не уяснивший себе, нужен ли был Ленин России и в чем состоит ее, России, духовная суть. Его философия — эклектична, но искренна. Мне понравилась его последняя картина «Разгром храма в пасхальную ночь». Особенно верхняя ее часть, связанная с интерьером и интерпретацией церковных фресок. Она менее однообразна по цвету в сравнении с прежними его картинами гигантами. Здесь надо стоять и вчитываться в художественные тексты, т. е. расшифровывать иносказания художника.

На выставке я много думал о масонстве, образы и символы которого часто упоминаются в его картинах. Оно не могло прижиться в России из-за своей линейности, логической сухости, из-за стремления игнорировать саму жизнь, ее внезапность. Я еще не написал, что, встретив, Глазунов меня поцеловал. При всем прочем, при всех своих несогласиях и временных раздражениях я сознаю, что это один из известнейших художников нашей русской эпохи.

20 января, четверг. Утром был на похоронах Саши Науменко. Происходило все это в мемориальном комплексе Боткинской больницы. Погребальный обряд совершенствуется. Все это похоже на крематорий. Гроб спускается в подвал и — все. Кремация происходит позже, видимо ночью в каком-то из крематориев. Гроб и родное тело как бы поступает в камеру хранения. Народу и цветов была тьма. Непростой он был человек, а если мы сердились на него, когда не все он делал и обслуживал всех не так быстро, то знакомых, родственников и друзей у него было слишком много. Я поцеловал его в лоб и на поминки не поехал. Безумно жалко Гану, но манто из черного каракуля на ней было надето класса высшего. Собственно говоря, знали, чего хотели. Я ожидал увидеть Мишу, с наручником на запястье и с милиционером рядом. Но Фемида несговорчива — проститься парню с отцом не дали. Это бы я воспринял, как изменение в нашей судебной системе.

Сегодня купил для института машину. Вопреки просьбам С.П. и Феди купили «Волгу» самую недорогую и не черного, а светло-серого цвета.

Елена Алимовна рассказывала о встрече Нового года в Доме кино. Те, кто платил 350 долларов и те, кто (члены союза платили по 700 рублей). Обветшалый туалет, скрываемая полубедность, но тут же платья от Кардена, а потом все объединились — и общий доморощенный канкан.

Из книжной лавки принесли прелестную сегодняшнюю книжку о В.И. Ленине «В.И. Ленин, как предмет исторического исследования» издал Университет дружбы народов. Уже начал читать, судьба мне помогает.

21 января, пятница. Утром Лев Иванович порадовал меня выпуском «Независимой», в которой четыре полосы посвящены пятилетию «Антибукера». На одной из фотографий самого первого вручения стою и я, в бабочке и белой рубашке. Неужели прошло пять лет? Есть статьи, в которых подробно описана вся ситуация той поры: заседание у меня в кабинете, бумажки, которые бросили в шапку, и Волохов со своей повестью, который вылез оттуда. Все помалкивают, что именно я придумал в тот же раз принцип номинаций — «Три сестры» или «Братья Карамазовы», уже не помню. В газете же и новые лауреаты: Павел Бассинский, Евгений Гришковец (драматург), Саша Иванченко (он получает премию за «Четвертую прозу»), за обычную, простую, кондовую, настоящую прозу жюри премии никому не вручает. Такой прозы нет. Забегая немножко вперед, должен сказать, что представляла на вручении и нажимала при баллотировке за Сашу Марина Кудимова. Соратник. Для посвященных здесь все ясно, тем более проза эта нигде не напечатана, а существует в Интернете. Называется это в соответствии с сегодняшним принципом вторичности «Купание красного коня». Поэма без героя». На одно заглавие по меньшей мере две аллюзии. Тем не менее желательно ее посмотреть. Весь блок об «Антибукере» в «Независимой» предваряет эссе Виталия Третьякова «Миссия «Антибукера». Так ли он все это планировал с самого начала? Но смысл и этой премий, и премиальной политики до меня дошел. Хоть как-то, хоть случайно, но расставить вешки на линии литературного слалома. Если не получается, как раньше, генерализированное движение, то хотя бы вдоль множества тропинок. Самое занятное, что ни один из этих лауреатов, подающий надежды или как Эмма Герштейн, уже не связывающая с этой жизнью никаких надежд, дальше не продвинулись и не продвинутся.