Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

Я понимаю, сколько идет разговоров, как часто я не разрешаю житье даже собственным студентам с их безобразием, но здесь дело общекультурное, и, что бы ни происходило, это общекультурное российское пространство надо держать.

Выборы Путина состоялись, и сегодня я поймал себя на мысли, что воспринял это как данность, к которой надо приноравливаться и рассматривать на протяжении многих ближайших лет.

К телевизору совершенно не тянет. Но поздно вечером я с удовольствием слушал рассуждения Говорухина о Высоцком и театре на Таганке. Тут же ему помогал Любимов: интересна в нем, ну, как всегда, претензия, что советская власть ему чего-то не давала делать.

К 6 часам поехал на юбилей театра Сиренко. Они ставили «Кровавую свадьбу» Лорки. Меня всегда раздражала драматургия Лорки, поэтическая взвинченность и многозначительность. Садился на место и слушал первые диалоги с мыслью: ну, как бы все это вытерпеть и не заснуть. А потом все увлекло, возвысило, и 1 час 20 мин. прошли как одно мгновение. Сильно, мощно, духовно возвышенно, не знаю, как насчет испанцев, но в русле молодости, любви, воспоминаний, все было полно и совершенно. Я сказал бы: спектакль на чистом сливочном масле. Грандиозно сыграла мать — Светлана Мизери. И сколько таких не востребованных в России актрис!

В театр с собой брал Барбару и Сергея Петровича с матерью. Мать Сергея рассказала об ужасах провинциальной жизни. Она духовно очень сильная женщина. Но фантастически скромно, и я бы даже сказал бедно одета. У меня сердце обливается, кровью, когда я вижу людей в возрасте, которые живут неадекватно наработанному для общества и государства.

28 марта, вторник. Дневник писать надо, несмотря ни на какую усталость ежедневно. Даже отдиктованные на следующий день странички выглядят неживыми. Он требует вставок, добавлений и прояснения мыслей. И каждый день своей темы.

Традиционный день семинаров. Обсуждал Андрея Коротеева с его безукоризненной по стилю, но еще не имеющей собственного дыхания прозой. Вот появится ли оно, это неизвестно. Анне Кузнецовой все это нравится, но здесь общность глубинной душевной недостаточности. Проза — это еще и собственный характер, и настоящий ум. Проза Андрея почти дотягивает. Но это «почти» может никогда, как и бывает в искусстве, не возникнуть.

Тем не менее, семинары — это отдых. В присутствии бухгалтеров Кости и Ирины Николаевны имел перед семинаром изматывающий разговор с Шапиро по реструктуризации его долга. Еще до этого Володя Харлов спросил меня, не стал ли и я окончательно антисемитом. Становлюсь. Шапиро должен нам 100 тысяч. Пока он выигрывает что-то тысяч восемнадцать на долге «Агроторга». Я поставил ему довольно жесткие условия. Хотя, конечно, он хитрит и делает все, чтобы бессчетно заплатить как можно меньше. У меня возникает мысль о коммерческой мести.

Вечер. Смотрел по ТВ, как наша элита властно ластится к Путину. Этот, конечно, не устоит. Пока на сегодняшнем вручении каких-то трендов какой-то главный конструктор, имя которого я не расслышал, но имя которого обязательно найду и впишу, уже назвал Путина «Владимиром Красное солнышко». Неплохо. Все жду появления Марка Захарова. На НТВ Киселев злобно начинает кампанию оппозиции против нового президента. И, как всегда, ничего хорошего по поводу советского времени. Киселева я понимаю, он защищает только свои немыслимые доходы. Доходы всегда защищаются убежденно.

Прочел статью в «Труде» о немыслимых привилегиях для Ельцина-пенсионера. Это цена Путина за президентство. Он, конечно, не сдает своих, но это то, против чего я всегда буду протестовать. Здесь заведомая возможность нарушать должностным лицом закон. А почему под этот закон попадает жена и дочь? Здесь дорожка к ненаказуемой почти легальной коррупции. Уже появилась газетная заметка, что правша Путин тем не менее носит наручные часы на правой руке. Тут же сообщается, что наша элита тоже часы принялась носить на правой.

Поздно вечером звонил Вартанов. В редакции «не понимают» мою заметку. Что же здесь понимать, когда она написана с мыслью о переделе собственности. Здесь я не боюсь крови. Если собственность, которая принадлежала мне, попала бы в управление и приносила бы общий доход, на который жили бы медицина и образование, это одно. А она — просто украдена, вывезена за рубеж, и на этот доход живут какие-то темные люди, притворяющиеся порядочными. Собственно здесь два момента моего несогласия с властью.

29 марта, среда. Утром ездил на суд Миши Науменко. Это на Зоологической улице. Адвокаты говорят, что ему дадут лишь условно. В деле уже отсутствует пачка динамита, на револьвере и пакетике с героином никак не могут найти его собственных отпечатков пальцев. Ганна, мать Миши, рассказала, как этот самый героин и взрывчатку искали: сначала люди все это нашли в тех именно местах, в которые положили, а потом в комнату ввели телевизионщиков и собаку, которая все это должна была отыскать, а телевизионщики зафиксировать. Миша очень неуравновешенный парень, тюрьма не лучшим образом на него повлияла. В камере находилось до 70 человек. Спали валетом в три смены. Был разговор о суде и адвокатах. Милые адвокатессы ездят на «мерседесах». О суде не пишу. Вот с чего надо начинать всю реформу. Суд и медицина — вот что по-настоящему страшно. В нашей поликлинике нет гинеколога и нет рентгена. Суд отложили почти на месяц. Судья не хочет вести дело при съехавшихся с разных сторон корреспондентах, которые хотят поглядеть на сатаниста.

Читаю в «Иностранке» перевод Игоря Болычева Готфрида Бенна, его документальные эссе о жизни. И прекрасно переведено, и текст изумительный. Этот знаменитый писатель в 1933 году в Германии, когда оттуда уехали все прогрессивные писатели, остался. Для нашего времени это очень значительно, как некий исторический пример. «Художник — духовно утонченная личность, по природе своей аполитичная и настроенная против войны, — попадает в водоворот истории и как-то вынужден с ним бороться. Как быть? Определенного ответа на этот вопрос нет у художника ни для самого, ни для окружающих; его положение зыбко, неопределенно или — говоря одним словом, которое мне лично очень не нравится — трагично. Вот, скажем, заметки Гете о войне и сражениях, в которых ему доводилось участвовать, согреты настоящей теплотой: но это его личные впечатления, и он не мог предвидеть, какие гибельные перспективы открываются перед его потомками».

Бенн очень хорошо пишет о демократических песнях и о том, что либеральные декларации ничего не решают в истории. В истории все определяет только воля и решимость.

В Думе голосование по поводу законности первого указа Путина о неприкосновенности бывшего президента. «За» около 130 голосов, против — необходимых для того, чтобы подать в Конституционный суд, — 250. Либералы и Кириенко, так много говорившие об отмене депутатской неприкосновенности, здесь — за привилегии бывшему президенту. Пресса с радостью сообщает о том, что коммунисты потеряли контроль над Думой.