Владимир Брюханов - Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера

Отметим, что Адольфу Гитлеру, которому волей-неволей приходилось интенсивно общаться с другими детьми — в том числе и в Шпитале, подобный барьер, разделявший его со сверстниками, мог создавать значительные помехи и неприятности — к этому нам предстоит возвращаться.

Единственная женщина, возникавшая в «Острове сокровищ», мать Джима , — такой же ходульный и безликий элемент, как и мать самого Гитлера в «Майн Кампф» — эти персонажи присутствуют в обеих книгах лишь потому, что они действительно обязаны были находиться на местах разворота описанных жизненных сюжетов — но делать им там было совершенно нечего! В многочисленных халтурных экранизациях «Острова сокровищ» появляются и женщины различных качеств — но все это заметное опошление, принижение или искажение исходного произведения, отличающегося предельной четкостью и функциональной направленностью всех идей и принципов поведения персонажей — как и реальный заговор отца и сына Гитлеров.

Вся команда пиратского корабля ограничивалась для реального Адольфа Гитлера одним единственным его отцом, как и для Алоиза всей командой был один Адольф. Только между собою они и могли обсуждать важнейшие проблемы, которыми они оба жили. Тем более, что никого иного они не должны были посвящать в их общую тайну.

В результате, казалось бы, сформировался как бы идеальный союз старшего и младшего: отец и сын, воспитатель и воспитанник, Пигмалион и Галатея, Дедал и Икар …

Но Алоиз не был идеальным ваятелем души собственного сына — это и не входило в его цели и задачи, да и сама эта душа от рождения не могла быть идеальной заготовкой для чего-либо идеального. Тут же и вовсе образовался какой-то Смит-и-Вессон , от которого поначалу не веяло угрозой и смертью, но позднее все это должно было появиться!

И на самом деле туго закрученный узел , связавший отца и сына, оказался со временем тяжелейшей психологической нагрузкой для обоих — особенно для младшего, почти не допускавшей развязки и разрядки. Ресторанное застолье для одного и школьная учеба для другого оказывались теперь лишь эрзацем общения с окружающими, вынужденным времяпрепровождением, обусловленным непреодолимыми жизненными обстоятельствами, отлучавшими их на время от совместной игры, которая чем дальше, тем сильнее не походила на игру.

Насколько процветало пьянство у Алоиза, об этом мы, повторяем, судить не можем, но хорошо понятно, что учеба все меньше могла интересовать Адольфа, как и его школьные успехи теперь уже вовсе не волновали его отца — у них были дела поважнее!

И тем более тяжело и безысходно должна была складываться для них ситуация, если уже между ними возникали конфликты и разногласия.

А почва для последних со временем должна была становиться все прочнее и основательнее.

Разведка успешно продолжалась.

На нее ушло немало времени — с этим были связаны наверняка имевшие место приезды Адольфа на каникулы в Шпиталь, о подробностях, сроках и даже факте которых нам почти ничего не известно, поскольку биографов Гитлера они никак и ничем не интересовали.

Мы даже не знаем, приезжал ли в Шпиталь сам Алоиз; но он-то там должен был держаться скромнейшим образом и особо не лезть в интересующее его строение — Шпиталь № 36.

Мы также не знаем, кто из Гитлеров приезжал на похороны отца Клары — Иоганна Баптиста Пёльцля, умершего в Шпитале (он к этому времени почему-то переместился из родного дома № 37 в № 24) 9 января 1902 года на семьдесят четвертом году жизни. [456] W. Maser. Op. cit. S. 49.

Но совершенно очевидно, что вплоть до смерти Алоиза в январе 1903 года заговорщики так и не приступили к решительным действиям по нахождению и извлечению разыскиваемых сокровищ.

Почему?

Совершенно очевидно, что работа по предварительному исследованию всех внутренних помещений в доме, подозреваемом на наличие спрятанного тайника, должна были рано или поздно подойти к концу. Разведка завершилась либо на том, что Адольф обследовал буквально все, либо в доме еще оставались какие-то уголки, куда ему так и не удалось заглянуть; легко себе вообразить, например, какую-нибудь кровать посреди комнаты, под которую Адольфу так и не удалось залезть в присутствии посторонних людей, дабы проверить, нет ли под ней потайного люка в полу — или еще чего-нибудь в таком роде.

Проделанная работа была, разумеется, не напрасной — и свела изначально абсолютно неопределенную ситуацию к нескольким возможным вариантам предполагаемого расположения тайника, быть может — к одному единственному, но последнее, конечно, маловероятно. Да и неизвестно, был ли в доме один тайник или их было несколько.

Так или иначе, но теперь необходимо было переходить от наблюдения и анализа к действиям. Вот теперь-то для Адольфа и наступал окончательный переломный момент: от почти невинной игры, в которой ему ничто практически не угрожало, нужно было перейти к поступкам, грозившим серьезными осложнениями, если бы они были разоблачены шпитальскими родственниками.

Все это уже совсем не выглядело игрой, и трудно даже сказать, что казалось страшнее: оказаться внезапно в лапах этих родственничков или быть сданным ими в распоряжение полиции — с последующим публичным заклеймением в качестве разоблаченного воришки. В любом варианте это ничем не могло привлекать Адольфа, имевшего более чем развитое воображение.

Между тем почти все, что обязан был свершить Алоиз как идеолог, аналитик, организатор и руководитель всего проекта, было уже сделано: этот Дедал придумал идею и изготовил крылья , но лететь-то в данном случае предстояло одному Икару — со всеми возможными последствиями для него самого!

Заметим, что и гибель Икара в исходном легендарном сюжете намекает на особые трещины в основе подобных содружеств: тогда полетели двое — отец и сын, но долетел до цели один лишь отец, а сын погиб по дороге.

Возможно, конечно, он действительно приблизился в полете слишком близко к солнцу, но тут возникают и иные варианты: ведь в молодости Дедал уже был разоблачен как убийца собственного племянника, таланту которого он завидовал — за это он и был приговорен в Афинах к смерти, но бежал. Не случилось ли что-либо подобное и с его сыном?

Ведь во время полета над морем свидетелей не было, да и происходил ли на самом деле этот полет? Не основана ли эта легенда исключительно лишь на показаниях одного Дедала , уже переместившегося из пункта А в пункт Б , но отнюдь не по воздуху, а другим способом, и по дороге каким-то образом утратившего собственного сына?..

В этом не слишком серьезном анализе, покаемся, проявляются типичные криминальные наклонности автора, в которых мы уже сознавались — от себя, увы, не уйдешь!..