Дмитрий Шевченко - Кремлёвские нравы

Но самое удивительное — почему-то развел руками ещё всесильный, к тому же вызывающий у Ипатьева коленный трепет, Бородатый Полковник, мой старый и добрый друг…

В управлении кадров, где меня хорошо знали с начала 92-го года, махнули рукой. Посоветовали отсидеться, переждать бурю, потом все само собой утрясется. На прощание по секрету сообщили, что Ипатьев прислал в кадры кляузу о моем поведении, подписанную ещё парой коллег. Одним из подписантов оказался друг Костикова, старейший сотрудник пресс-службы, потомственный интеллигент Тима (см. главу «Блокадник»). Еще полгода назад он ежедневно сердобольно расспрашивал о здоровье отца, предлагал помощь. Поди ж ты… Двух других Ипатьев заставил подмахнуть донос под страхом увольнения…

Отсидеться, конечно, можно. Но так вдруг гадостно сделалось в этих стенах, с такими-то людьми! («Народишко — каждый третий враг…» — пел Высоцкий. Нет, Владимир Семенович, каждый второй!) Опостылело воронье гнездо. Единственное место во всем Кремле, куда эти каркающие твари не садятся, — старый дуб за Спасскими воротами. Благородное дерево, любимое, по преданию, ещё богом Аполлоном. Не приемлет оно ворон, шумит в одиночестве свежей кроной, скептически созерцая кремлевскую суету…

Ипатьеву не понравилось, что я помянул отца. В рабочее время. Это на фоне-то всеобщего безобразного пьянства, как чертополох расцветшего по всем закутам Кремля…

А приятно было пресс-секретарю губернатора Росселя, когда вы, господин Ипатьев, в известном состоянии буквально вывалились из самолета, прибывшего в Екатеринбург, и порвали штаны? Пиджак испачкан едкой маслянистой жидкостью. Понравилось ли ему бегать, как посыльному, по всем окрестным магазинам — подыскивать новый костюм, пока вы в трусах отсиживались в номере?

…Несколько недель спустя, когда пресс-служба была очищена от чужаков, причем своими же руками, Ястржембский, как я и предсказывал, вежливо указал Ипатьеву на дверь.

Зачем мужик старался?..

Он глянулся мне сразу, весной 93-го, в аэропорту. «Передовая группа» вылетала в Казань. Среди привычных лиц обнаружился незнакомец — улыбчивая бородатая физиономия в очках, шапка русых волос, обходительные манеры.

— Помощник Коржакова по связям с прессой, Андрей М., - почтительно шепнул на ухо знакомый сотрудник службы протокола. — Твой коллега, с позволения сказать…

В самолете разговорились. Первое впечатление не обмануло меня. Был Андрей из породы кагэбэшников-интеллектуалов, закончил гуманитарный вуз, всю жизнь проработал с прессой. Изучил её вкусы, умел вступать в диалог даже с самыми несговорчивыми. (Позже я наблюдал по телевидению сцену его полемики с Минкиным. Хоть последний и был прав в своих публикациях по поводу невиданной власти, сосредоточившейся в руках Службы безопасности, Андрей умело защищал Кремль и в казуистике даже превосходил умного и изворотливого обозревателя, эту «гиену пера» отечественной публицистики.)

Не напуская туману, объяснил и причину своего появления на подготовке президентского визита. Многие журналисты, сказал полковник, ещё не пережили 91-й год, бравируют участием в защите Белого дома, несут себя так, будто только что с оружием отстояли демократию. Можно похлопывать президента по плечу, лезть с объятиями. Хорошие ребята, но грань-то надо ощущать. Особенно на официальных мероприятиях. Сколько можно жить на старом багаже? Напоминать каждому встречному, включая нерасторопную дежурную по этажу в гостинице, о героическом прошлом? «Ты знаешь, раззява, кому холодный чай принесла? Раз-зорю!» Пресс-служба и сам Костиков не способны утихомирить некоторые буйные головы, покачал головой Андрей. После ряда инцидентов с участием журналистов Кремль решил задействовать нашу службу. Логично, кивнул я.

Страхи и сомнения полковника подтвердились через несколько дней, когда Ельцин прилетел на переговоры с Шаймиевым и привез с собой двадцать особо приближенных журналистов. Большинство и нажралось в первый же вечер «с особой жестокостью»… Некоторые не смогли выйти из номера ни утром, ни днем. Освещение переговоров оказалось под угрозой. Среди корреспондентов обнаружился один иностранец, Марсель, которого убедили, что дегустировать в командировках местную водку — русская традиция. За нарушение — бойкот. Надо отметить, что водка в Казани отвратительная, к тому же Марсель никогда её раньше не пробовал; он был слабосильным конопатым старым мальчиком (разновидность Паганеля), ему бы, болезному, паровых котлеток предложить. Нет, налили полный стакан политуры. У мужика вышли из строя все жизненно важные органы. Все три дня, что продолжался визит, он стонал и охал в своем номере, то и дело вспоминая родную Богоматерь… Пришлось взять диктофон и поработать репортером. Я приносил кассеты с речами президента, а он, лежа пластом, переводил. Затем заказывал по телефону Париж, диктовал. На том конце провода однажды поинтересовались:

— Что с голосом, Марсель? Ты что, из преисподней?

— Из нее, родимой… — пытался улыбнуться француз. — Как это по-русски… Не поминайте лихом…

Андрей наблюдал за происходящим молча. Что-то записывал в блокнот. Наброски рапорта Коржакову? Во всяком случае, в следующей поездке было официально заявлено, что за работу с прессой отныне отвечает Служба безопасности президента. Дисциплина тут же улучшилась. Не выходит обойтись без диктатуры, подавай нам Сталиных — маленьких и больших. Им на радость, себе — на потеху.

И вправду, одного из журналистов, О.Д. (как бегуна Джонсона, перебравшего допинга), решено было после поездки дисквалифицировать навсегда.

Визит закончился. Мы с Андреем заняли места в салоне, решили перед отлетом на всякий случай пересчитать журналистов. Одного не хватает! Конечно, О.Д., самого шустрого. Полковник приказал не убирать трап ещё несколько минут. Наконец, прямо на поле вылетела новенькая белая «Волга» с оглушительной сиреной.

— Где-то я видел эту машину… — задумчиво сказал Андрей.

Репортер уже взбегал по трапу. Взревели моторы. Я обмахивал журналом пришедшего в себя, но ещё слабого, бледного, косящего глазом, как больной пони, Марселя…

В Москве Бородатого Полковника ждала телефонограмма: «Уважаемый пресс-секретарь! Сегодня утром мою машину остановил молодой человек, насколько я знаю, журналист центральной газеты. Представившись «правой рукой президента», он заявил, что опаздывает на самолет, потребовал предоставить автотранспорт. Я отказался. Тогда он выволок меня, швырнул на землю и со словами: «Без меня Ельцин не взлетит!» — силой принудил шофера везти его в аэропорт. Прошу принять меры, иначе произошедшее станет достоянием гласности в республике. Мэр города Н. П-ов. О чем ваш журналист, видимо, не подозревал…»