Олег Лекманов - Осип Мандельштам: Жизнь поэта

Нередко Мандельштам менял порядок слов во фразе, добиваясь более естественного и менее вычурного ее звучания:

Стремясь упростить синтаксис горнфельдовского перевода, Мандельштам, где только это было можно, очищал текст от конструкций с придаточными предложениями:

Случалось, что Мандельштам разбивал длинное сложноподчиненное предложение перевода на несколько простых:

3. Другие способы сокращения и упрощения текста перевода

Стремясь сохранить и передать национальный колорит «Легенды о Тиле Уленшпигеле», Горнфельд многие иноязычные слова оставлял без перевода, рассчитывая на проясняющий контекст. Мандельштам, редактировавший роман для так называемого «широкого читателя», встречавшиеся фламандские слова или переводил [463] Отчасти сходным с Мандельштамом подходом к французским и бельгийским топонимам, встречающимся в романе, руководствовался В. Н. Карякин. Примеры двух его оплошностей, незамеченных и сохраненных Мандельштамом, были цепко выловлены Горнфельдом и предъявлены читателю в «Переводческой стряпне»: «Осталась „милая Валло—ния“, потому что Карякин принял vallon (долина) за несуществующую страну Валлонию, остался город Экс (Aix) там, где идет речь об Ахене». Ср., однако, в письме Д. И. Заславского Горнфельду от 18 мая 1929 года: «Кстати, два вопроса, совсем частных. Вы говорите в Вашем письме в „Кр<���асную> В<���ечернюю> Г<���азету>" о „несуществующей стране Валло—нии“. А ведь о Валлонии я не раз встречал в книгах, как о – пусть и неофициальном, названии части Бельгии… Имеете ли Вы в виду, что в данном месте у Костера речь идет не о Валлонии, а о холмах, или Вы полагаете, что нет Валлонии? В одном месте в Вашем же переводе Вы говорите „страна валлонская“. Это во втором томе. И второе – пресловутый Экс. Это, конечно, Ахен. Но такая ли уж безграмотность назвать Ахен Эксом? Немецкая транскрипция необязательна для нас. Во всяком случае, это следовало оговорить“ (РГАЛИ. Ф. 155. On. 1. Ед. хр. 316. Л. 4). или совсем сокращал.

Кроме того, в целом ряде случаев он бестрепетно пожертвовал бережно сохраненными переводчиком подробностями фламандского быта, которыми щедро насыщено произведение Шарля де Костера:

Самый радикальный способ купирования текста «Легенды о Тиле Уленшпигеле», к которому прибегал Мандельштам, поставленный перед необходимостью значительно сократить перевод Горнфельда, заключался в элиминировании не только множества частных подробностей, как в следующем примере (и многих, ему подобных):

но и целых побочных сюжетных линий и, соответственно, главок.

Так, редактируя первую часть романа, Мандельштам полностью сократил XLI, LX, LXIV и LXXIX главки горнфельдовского перевода.

Вслед за Горнфельдом следует отметить, что «ни „Земля и Фабрика“, ни О. Мандельштам не предуведомили читателя, что он, приобретая новое издание „Уленшпигеля“, получит перевод не только составленный из двух разных переводов, но и сокращенный на одну пятую» («Переводческая стряпня»).

4. Идеологические купюры и исправления

Особую и обширную группу поправок составляют мандельштамовские исправления и сокращения тех фрагментов романа Шарля де Костера, которые в конце 1920–х годов звучали идеологически сомнительно. Так, Мандельштам, редактируя текст, последовательно подбирает синонимы для понятия «обыватель», часто встречающегося в переводе Горнфельда и приобретшего в советское время «оскорбительный» оттенок:

В некоторых случаях Мандельштам сознательно искажал семантику высказывания персонажа, заменяя «веру» на «свободу»:

Главный вывод, напрашивающийся из сопоставительного анализа горнфельдовского перевода с Мандельштамовской перелицовкой, следующий: как бы мы сегодня ни оценивали проделанную Мандельштамом работу, назвать ее откровенной халтурой нельзя. Густая правка, которой в процессе переделки подвергся горнфельдовский текст, была спровоцирована необходимостью решать вполне конкретные редакторские задачи. Две самые очевидные среди них, это тотальное упрощение и сокращение «слишком грузного текста» Горнфельда (определение самого Мандельштама, IV: 103) с целью сделать его максимально доступным для восприятия «широкого читателя». А также идеологическое причесывание текста, вымарывание из него фрагментов, «несозвучных» советской эпохе. Можно сказать, что в данном случае поэт действовал как типичный советский редактор переводов – он стремился к упрощению синтаксиса и усложнению лексики.

«Наша эпоха вправе не только читать по—своему, – утверждал Мандельштам, – но лепить, переделывать, творчески переиначивать, подчеркивать, что ей кажется главным. <���…> К целым историческим мирам наш читатель может быть приобщен не иначе, как через обработку, устраняющую длинноты, дающую книге приемлемый для него ритм» (11:514).

Тем временем переводчик Карякин обратился с истерическим заявлением в Правление Всероссийского Союза писателей. В частности, он сообщил, что собирается «искать защиты своих пострадавших интересов перед Советским Судом» [464] Цит. по: Мусатов В. В. Лирика Осипа Мандельштама. С. 301. (реакция А. Г. Горнфельда, которому это заявление переслали: «…я, ни в коей мере не отказываясь от ответственности за мои слова и действия, все же просил бы Правление разъяснить В. Н. Карякину, что суждения и оценки, высказанные писателем о чужом произведении, могут быть предметом литературного спора и возражений, но не судебного разбирательства, – кроме, конечно, случаев, когда писатель обвинен в явной недобросовестности таких суждений»). [465] Там же. Карякин все же подал в суд. В июне 1929 года в иске по делу о «Тиле Уленшпигеле» ему было отказано.