Олег Лекманов - Осип Мандельштам: Жизнь поэта

Сходным настроением окрашено большинство летних московских стихотворений Мандельштама 1931 года. Так, «отрывок из уничтоженных стихов» «Уж я люблю московские законы…» (6 июня 1931 года) завершается беспощадной и отважной констатацией: «В Москве черемухи да телефоны, / И казнями там имениты дни». Зато в стихотворении «Сегодня можно снять декалькомании…» (25 июня – август 1931 года) находим строки, защищающие советскую Москву от неких загадочных «белогвардейцев»:

Возможный проясняющий подтекст этих строк – июньская известинская заметка Л. Кайта, аукнувшаяся на мартовский московский процесс «Союза бюро РСДРП (меньшевиков)». Вот текст этой заметки: «БЕРЛИН. 29 июня (По телеграфу). При большом стечении белогвардейцев сегодня происходил судебный процесс, возбужденный Абрамовичем против редакции „Бельм ам абенд“. Поводом к этому процессу послужил отчет газеты о беседе Абрамовича с германскими и иностранными журналистами, имевшей место в помещении редакции „Форвертс“ в связи с процессом меньшевиков в Москве. Как известно, эта беседа кончилась большим конфузом для меньшевиков. Редактор „Бельм ам абенд“ Герлах, которого никак нельзя заподозрить в симпатии к СССР, во время беседы спросил Абрамовича, почему он не обратился в Москву с ходатайством вызвать его в суд для очной ставки с Громаном и другими, чтобы иметь возможность опровергнуть их утверждения о его нелегальном пребывании в Москве. Абрамович был весьма смущен этим вопросом и уклонился от прямого ответа указанием, что „его жизнь подверглась бы в Москве опасности, так как можно—де инсценировать несчастный случай, чтобы избавиться от противника“. Это бесстыдное заявление Абрамовича „Бельм ам абенд“ квалифицировала как „подлую и клеветническую отговорку“. <���…> Суд отклонил жалобу Абрамовича». [568] Кайт Л. Отголоски процесса меньшевиков // Известия. 1931. 30 июня. С. 1. Помещенный в такой контекст Мандельштамовский вопрос: «Белогвардейцы, вы его видали'! / Рояль Москвы слыхали?» – звучал весьма актуально.

Не только это, но и многие другие сиюминутные обстоятельства нашли свое отражение в июньских московских стихах Мандельштама. В частности, третья строфа из написанного 7 июня 1931 года, в воскресенье, стихотворения «Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем…»:

с метеорологической точностью изображает дождливую июньскую столицу 1931 года. «Завтра ожидаются проходящие дожди», – информировали читателей синоптики в «Вечерней Москве» 5 июня. [569] Вечерняя Москва. 1931. 5 июня. С. 1. К четвергу, 25 июня 1931 года, которым датировано начало работы Мандельштама над стихотворением «Сегодня можно снять декалькомании…», погода исправилась. См. сообщение синоптиков в «Вечерней Москве»: «Сегодня ночью в Москве было 10 градусов тепла, в 7 час<���ов> 18 градусов, в 11 час<���ов> 24 градуса» (Вечерняя Москва. 1931. 25 июня. С. 1). И эта смена погоды нашла отражение в манделынтамовском стихотворении: «Какое лето! Молодых рабочих / Татарские сверкающие спины» [213].

Между тем жить Мандельштаму было по—прежнему негде, так что они с женой кочевали по Москве от одних сердобольных знакомых к другим: июнь поэт провел на Большой Полянке в квартире юриста Цезаря Рысса, осенью он жил в комнате на Покровке, а в конце года Мандельштамы воссоединились в доме отдыха «Болшево» под Москвой (здесь поэт начал учить итальянский язык). «С января 31–го года по январь 32–го, то есть в течение года, бездомного человека, не имеющего нигде никакой площади, держали на улице. За это время роздали сотни квартир и комнат, улучшая жилищные условия других писателей», – горестно сетовал Мандельштам в письме партийному деятелю, редактору И. М. Тройскому (IV: 146).

«Он опускался страстно, самый этот процесс был для него активным действом. Становился неузнаваем: седеющая щетина на дряблых щеках, глубокие складки—морщины под глазами, мятый воротничок», – вспоминала Эмма Герштейн. [570] Герштейн Э. Мемуары. С. 26. А ведь еще не так давно Мандельштам, если верить А. И. Глухову—Щуринскому, отчитывал молодых сотрудников «Московского комсомольца» за «неряшливость в туалете»: он «даже выговаривал некоторым за нечистые воротнички сорочек, за немытые шеи, грязь под ногтями». [571] Глухов—Щуринский А. О. Э. Мандельштам и молодежь. С. 22.

Здесь самое время отметить, что Мандельштамовская способность беспрестанно меняться, счастливо ускользая от однозначных оценок и характеристик, в высшей степени сказалась в его внешнем облике, «…он был весь движущийся, не костяной, а пружинный», – не без яду констатировал Алексей Ремизов. [572] Цит. по: Нерлер П. М. Материалы об О. Э. Мандельштаме в американских архивах // Россика в США. 50–летию Бахметьевского архива Колумбийского университета посвящается. М., 2001. С. 98.

Взять хотя бы такой «постоянный» для любого взрослого человека параметр, как рост. Б. Фартучному, впервые увидевшему поэта в 1931 году, он запомнился «худым и высоким». [573] Цит. по: Румянцева В. «От сырой простыни…»: Осип Мандельштам и кино//«Отдай меня, Воронеж…». Третьи международные Мандельштамовские чтения. Воронеж, 1995. С. 35. «Ростом он значительно выше среднего», – свидетельствовала Надежда Волышн. [574] Вольпин Н. Осип Мандельштам//Литературное обозрение. 1991. № 1. С. 86. «…рост выше среднего (я чуть выше плеча, но не до уха), и плечи широкие», – указывала Надежда Яковлевна. [575] Цит. по: Шумилин С. В. «Мандельштам был не по плечу современникам…». Письма Надежды Мандельштам к Александру Гладкову. С. 10.

«Низенький, щуплый, невзрачный с виду» (Всеволод Рождественский); [576] Рождественский В. Страницы жизни. Л., 1962. С. 129. «Он стоял на эстраде, крохотный, острый, как собственный силуэт» (Ида Наппельбаум); [577] Наппельбаум И. Слепая ласточка//Литературное обозрение. 1991. № 1. С. 88. «Мандельштам был маленького роста» (Вера Лурье) [578] Лурье В. Из воспоминаний //Жизнь Николая Гумилева. Л., 1991. С. 191. – таким Мандельштама запомнили эти и многие другие мемуаристы.