Курт Айхенвальд - Информатор

Доктор поставил предварительный диагноз:

«Состояние пациента требует дифференциальной диагностики – это нечто среднее между биполярным расстройством в результате перенесенного стресса и поражением фронтальной области мозга, которое медленно развивается и приводит к искажению этических представлений. Года три-четыре назад он был, по всей вероятности, вполне честным человеком; ни в юности, ни позднее не наблюдалось никаких признаков антиобщественного поведения. К тому же имеются некоторые признаки органических поражений».

Миллер перечислил ряд возможных диагнозов: патологические нарушения настроения, смешанные биполярные расстройства без признаков психоза, асоциальное поведение взрослого и нарциссические изменения личности.

Закончив диктовать, Миллер на секунду задумался. Предостережение Уайтекера относительно АДМ заставило его задуматься. Бог знает, может, люди из АДМ и вправду способны взломать его кабинет в поисках истории болезни Уайтекера. На всякий случай доктор зарегистрировал пациента под вымышленным именем: Патрик О'Брайен.

На следующее утро Миллер прошел по тихому коридору клиники, встретив лишь несколько сестер и санитаров. Час разрешенного посещения больных еще не наступил, и толпы родственников и друзей еще не наводнили здание. Дойдя до палаты Уайтекера, доктор постучал в дверь. {310}

Пациент был подавлен и дезориентирован. Настроение его скакало то вверх, то вниз, от радостного возбуждения до горестных слез. Миллер задал несколько осторожных вопросов о самоубийстве, впервые затронув эту тему.

Уайтекер попытался проглотить комок в горле, и у него вырвалось рыдание.

– Одной из причин были слова Джинджер о том, что от меня толку как от мертвеца. И я сказал ей об этом.

Не выразив вслух своего удивления, Миллер спросил:

– Зачем?

– Я думал, что, если скажу ей, она будет чувствовать себя не такой виноватой.

Странная мысль. Подняв глаза от блокнота, Миллер изучал пациента. Правда ли это? Трудно сказать. Миллер сменил тему и спросил, все ли Уайтекер рассказал своему адвокату о счетах в иностранных банках.

– Нет, – ответил пациент, – но о других счетах незачем рассказывать – те деньги получены законным путем. Абсолютно.

– А где вы их храните?

Около миллиона долларов доверены одному юристу, ответил Уайтекер, а остальное – нескольким друзьям. Помолчав, он поспешно добавил:

– Но все они заработаны законно.

– Надо рассказать о них адвокату, – сказал Миллер.

Уайтекер с сомнением передернул плечами. Он не настолько доверял Эпстайну, чтобы делиться с ним всеми секретами.

Дон Маккей в раздражении посмотрел на пейджер. Едва он успел сойти с самолета в Спрингфилде, как запищала эта дурацкая штука. Его босс, Мэри Спиринг. Он протолкался сквозь толпу в поисках телефона-автомата.

Маккей прилетел в Спрингфилд поговорить с Шепардом и Херндоном о пятистах тысячах долларов, которые Уайтекер, по его собственному признанию, заработал на откатах. Он прочел показания Уайтекера, занесенные в «форму 302», но теперь было ясно, что эта версия далека от действительности. Маккей хотел уточнить детали, – может, в первоначальных показаниях все же есть крупицы истины, которые помогут расследованию. Он понимал, что разговор предстоит нелегкий: прошел слух, что Спрингфилд винит отдел по борьбе с мошенничествами в попытке самоубийства Уайтекера.

– Ты говорил с агентами? – спросила Спиринг, когда он набрал ее номер.

– Я только-только прилетел, Мэри.

– Это хорошо. И не говори с ними.

– Почему? – озадаченно спросил Маккей.

– Потому что мы спровоцировали Третью мировую, – вздохнула Спиринг. – SAC пошел в атаку, штаб-квартира Бюро на военном положении, хотят ввести в бой самого Фри.

– Ну и дела!

– Так что тебе нельзя допрашивать агентов.

– Я и не собирался их допрашивать! Я хотел просто побеседовать с ними. Ты же сама мне велела.

Ну а теперь ФБР думает, что агенты являются объектом уголовного расследования, и запрещает им говорить без адвокатов, ответила Спиринг.

Маккей разозлился. Он надеялся, что, поговорив с агентами, восстановит нормальные отношения, объяснит, что против них нет ничего, кроме голословных заявлений «Уильямс и Конноли». Но Спиринг разрешила ему разговаривать только с руководством спрингфилдского офиса. Позвонив, Маккей договорился о встрече на следующий день и, чертыхаясь про себя, повесил трубку.

«Да уж, – подумал он, – заварили мы кашу».

На следующее утро Маккей опустился на диван в кабинете Дона Стаки, не скрывая настороженности. Чем дольше он обдумывал реакцию спрингфилдцев на его приезд, тем становился подозрительнее. «Раз они так настроены, – думал он, – то, может, эти агенты и в самом деле в чем-то замешаны?»

Стаки с беззаботным видом пристроился на уголке своего стола. Вошли его помощники, один из них вооружился блокнотом и ручкой. Маккей понял, что после этой встречи в штаб-квартиру ФБР будет отправлена докладная записка.

– Так почему вы хотели допросить наших агентов? – напрямик спросил начальник отделения.

– Я не хотел их допрашивать, – возразил Маккей, – я хотел поговорить с ними.

– Так почему вы хотели поговорить с ними? – переиначил вопрос Стаки.

Маккей воздел руки.

– Хотел выяснить все, что можно, о Марке Уайтекере, только и всего, – ответил он. – Мне нужно знать, что он говорил агентам во время последней встречи с ними. Я читал запись их беседы в «форме триста два», но там голые факты, которые можно трактовать по-разному. Мне нужно знать, как будут выглядеть те же факты в свете вновь открывшихся обстоятельств.

– Но почему вы не можете посмотреть на «те же» факты из Вашингтона? Зачем приезжать сюда?

Разговор пошел по кругу. Стаки требовал доказательств, что против Шепарда и Херндона не возбуждено уголовное дело, Маккей клялся и божился, что у него нет оснований подозревать их в нарушении закона. И зря они в Спрингфилде обратились в офис профессиональной дисциплины – в этом не было никакой необходимости.

Глухое раздражение, владевшее Маккеем, все росло и дошло до точки кипения. «Они допрашивают меня, как какого-нибудь закоренелого наркодельца, попавшегося с поличным», – думал он.

Так они пререкались минут двадцать. Затем Маккей решил, что с него хватит. Он посмотрел на часы и встал.

– Ну, мне пора. Приятно было поговорить, – произнес он.

И вышел.

В коридоре чикагского офиса ФБР Д'Анжело столкнулся с Эдом Уортингтоном, исполнявшим обязанности SAC. Тот сообщил ему свежие новости в деле АДМ:

– «Уильямс и Конноли» хотят отстранить тебя от дела. Ты якобы слишком близок к тем, кто ведет расследование в Спрингфилде. В Министерстве юстиции некоторые тоже считают, что дело надо передать вашингтонским агентам.