Илья Эренбург - Воспоминания об Илье Эренбурге

Для делегатов было ясно, что они собрались в очень сложный и ответственный час, когда нельзя просто произносить слова, наслаждаясь собственным красноречием, а надо искать пути к действию, к единению всех миролюбивых сил, когда надо прямо и смело принимать решения, за которыми стоит очень многое.

Эренбурга поразило место, где заседал конгресс. Оно ему понравилось. Дом был построен руками финских рабочих, которые не только жертвовали свои деньги, но после работы приходили, чтобы участвовать в строительстве своего Дома культуры. Они убрали груды скал, валунов, камней, чтобы на их месте возникли стройные, легкие стены дома, предназначенного для труда и мира.

Представители почти ста стран, пришедшие на конгресс, тоже, как бы символически продолжая их труд, должны были забрать все препятствия, мешающие идти в будущее, — и они приступили к работе в обстановке торжественной и серьезной. Сам президент Финляндии присутствовал при открытии. Премьер-министр пожелал конгрессу большого успеха.

На столе президиума конгресса пламенно сверкал стяг, подаренный конгрессу Национальным фронтом освобождения Южного Вьетнама. Он напоминал о крови, льющейся на древней земле, о мужестве и бесстрашии народа, о его великой уверенности в том, что все народы мира поддержат народ борющегося Вьетнама.

Эренбург не мог не волноваться вместе со всеми, когда американская женщина от имени американских матерей говорила: "Я не хочу, чтобы мои пять сыновей были убиты во Вьетнаме. Но я и не хочу, чтобы мои сыновья убивали вьетнамцев".

И с ней горестно обнималась вьетнамская мать. Финны — народ молчаливый и не так просто открыто выражающий свои чувства. Городской парк, где был организован митинг в честь Вьетнама, был переполнен финнами всех возрастов. Борьба за мир популярна в стране озер и лесов так же, как под знойным небом Африки.

На конгрессе шли непрерывные встречи друзей, соратников по прошлым конгрессам. Африканцы в пышных одеждах и скромные индийцы в черных куртках одинаково приветствовали его. Знакомый житель Дамаска, узкоплечий непалец, похожий на горного духа своих высокогорных долин, с фантастическим убором на голове, приглашал в гости в далекое Катманду южноамериканца. Эренбург разговаривал с потомками первых русских поселенцев, строивших когда-то колонию Росс на месте нынешнего Сан-Франциско, Он говорил с ними по-русски, и ему было странно слышать, что пышная, похожая на кустодиевскую купчиху американка готовит ботвинью, сама делает квас и печет пироги с капустой на рождество!

Среди советских делегатов была славная и скромная Валентина Владимировна Николаева-Терешкова. За ней шел всегда человеческий поток, прося автограф или желая просто посмотреть на нее. Матери подносили своих детей, чтобы она притронулась к ним. На счастье!

Когда резолюцию по Вьетнаму читал известный французский писатель Жан Поль Сартр, в затихшем зале было слышно, как трещат наушники. И когда Эндикотт, председательствующий на заседании, поставил резолюцию на голосование, то оказалось, что все голосуют за нее. Это было первое чудо вечера. Второе чудо наступило, когда голосовалась вторая общая резолюция. И она была принята единогласно! Разве это не говорило красноречиво о большом успехе сил мира! Это подтверждало то, что записано в конце общего заявления Всемирного конгресса: "В действиях народов для поддержания мира сила заключается в единстве".

И Эренбург с радостью признал, что движение сторонников мира не только существует, а находится в полной силе и на подъеме. Оно координирует свои действия со всеми миролюбивыми силами, продолжая свою работу в защиту мира, национальной независимости, за всеобщее разоружение.

Много новых людей вступило в движение. Очень выросли организации Африки.

Обо всем этом когда-нибудь будет создана большая книга, и в этой книге красноречивым языком будут написаны страницы о тех выдающихся деятелях, которые, не щадя усилий, неутомимо, без отдыха, боролись за мир для всего мира, и в числе этих глубоко любивших человечество и все, что оно создало великого, прекрасного, чудесного, будет и имя одного из основателей движения сторонников мира — Ильи Григорьевича Эренбурга.

Мое знакомство с Эренбургом началось полвека назад. Это было не личное и не прямое, но и отнюдь не косвенное знакомство, когда на двенадцатом году жизни я не без некоторого напряжения прочел эти навсегда запомнившиеся мне строки:

Разумеется, я далеко не все понял. Но эти печальные, необычные, без знаков препинания стихи вполне соответствовали окружающей обстановке. Шла война. Взрослые были хмуры, толковали о лишениях, поражениях, предательствах… И вот, взволнованный, пропуская вовсе не понятные мне строки о каких-то рабах и муренах, я читал дальше и дальше. Я уяснил одно: тот, кто был не в силах сдержать своих слез, вдруг вроде как успокоился, утешился при виде — кого бы вы думали! — при виде запорожских казаков, пишущих ответ турецкому султану:

О, я великолепно понял, в чем тут дело. Я видел репродукцию этой картины: запорожцы, хохоча, пишут ответ турецкому султану. И мне тоже стало весело. Я хохотал тоже. Пусть кошки мяучат тоскливо, пусть много погибло прекрасных грез, но ничего не пропало! Вот что я чувствовал, читая эти строки.

И лишь через несколько лет я осознал, что это были стихи Гийома Аполлинера в переводе Ильи Эренбурга, того Эренбурга, который стал мне известен как автор замечательного романа о Хулио Хуренито. И я навсегда благодарен Илье Григорьевичу за то, что он мне, ребенку, второкласснику, подарил когда-то огромную радость даже еще не своими произведениями, а юношеским переводом с французского. Он показал мне такого замечательного Аполлинера, выходящего из состояния безнадежности, любуясь не чем иным, как картиной нашего старого доброго Репина.

Много еще неожиданного и удивительного дал мне Эренбург за последующие годы — будь это фантастический "Трест Д. Е.", или удивительные переводы из Вийона, или гневные статьи военных лет, или блестящие выступления на конгрессах мира и мирные путевые очерки, появившиеся в результате поездок за границу, но главное, что мне по душе у Ильи Эренбурга, так это его стихи…

…Весной 1941 года вышла в свет маленькая книжка стихотворений Эренбурга «Верность».

Верность чему? Там, вначале, в открывающем книжку стихотворении, было перечислено: "верность хлебу и верность ножу", "верность смерти и верность обидам", "верность сердцу и верность судьбе", но все это для меня казалось не совсем ясным до тех пор, пока я не перечел эту великолепную книгу через несколько месяцев и не понял в свете разразившихся событий, что эта верность есть не что иное, как верность своему авторскому, эренбурговскому, необманывающему ощущению грядущего.