Илья Эренбург - Воспоминания об Илье Эренбурге

Секретарь нашей группы тов. Ильин 1 объявил, что В. И. ознакомит нас с первыми главами своей книги о «богдановщине» 2. Лекция Ленина произвела на всех исключительное впечатление. Хотя лектор вначале немного волновался, однако вскоре он овладел собой. Прежде чем подойти к философским концепциям Богданова, Ленив развернул перед нами широкую историческую картину борьбы идеализма и материализма в философии. Против его глубокого знания материала и железной логики спорить было невозможно. Вот почему, когда с нескрываемым задором попробовал выступить в прениях Ваня Залкинд 3, ярый защитник Богданова, было очень неприятно. Он исключительно пошло и манерно закончил свое выступление: "Так полагают Мах, Богданов и ваш покорный слуга!" Владимир Ильич спокойно разобрался в возражениях и так разбил все доводы, что стало ясно — покорному слуге предстоит хорошо поработать и привести в порядок свои идеи…

1 Ф. Н. Ильин (1876–1944) — член РСДРП с 1897 года, находился в эмиграции во Франции с 1907 года.

2 Имеется в виду книга В. И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм".

3 И. А. Залкинд (1885–1928) — большевик с 1903 года; находясь в эмиграции в Париже, учился на юридическом факультете Сорбонны; с ноября 1917 года работал в Наркоминделе РСФСР, впоследствии сотрудник НКИД.

Мы вышли во влажный, холодный вечер. Виталий первый пришел в себя и начал изумляться эрудиции Ленина в вопросах истории философии… И вдруг обычно довольно молчаливый Илья стал говорить, правда, несколько сбивчиво, но очень горячо и с большим, я бы сказала, интуитивным проникновением в характер человека. Он говорил, что здесь Ленин не только ученый-философ, а и политик, глубоко смотрящий в будущее, вот почему его лекция так захватила всех. Илья шел быстро, почти бежал, размахивал руками, обнажая потрепанные рукава легкого пальтишка, не приспособленного даже к такой легкой зиме, как в Париже… Он говорил о том, что Ленина надо слушать как можно чаще и больше — как же сразу можно понять всю глубину такого человека. Он убежал вперед, продолжая говорить что-то, очевидно, уже для себя, а мы как-то притихли и не захотели его догонять…

Мы все вспомнили слова Ильи, когда буквально через несколько дней в зале другого кафе (кажется, "Клозери де лиля") состоялось партийное собрание организационного характера, на котором также выступал Ленин. Тут уже дело шло совсем о другом. Рассматривался вопрос об усилившемся за последнее время притоке политэмигрантов из России. Конечно, не все из них были подпольные партийные работники — были просто люди, бежавшие из ссылки, от погромов и пр. В подавляющем большинстве очень молодые, без всякой квалификации, без знания языка, бездомные, беспомощные… Надо было их обеспечить хоть на первое время пристанищем и самым скромным питанием. Партийная касса не имела достаточного количества средств, и надо было прибегнуть хотя бы к такому старинному, но испытанному средству, как устройство благотворительных спектаклей и концертов. В Париже большая русская колония не эмигрантов, а просто обеспеченных людей, связанных с банками, финансовыми кругами и пр. Распространяя билеты на русские спектакли, можно собрать некоторое количество средств. Ленина очень волновал вопрос о помощи вновь прибывающим политэмигрантам. Он дважды выступал, давая практические советы, очень подчеркивал, что такая помощь не должна носить характер «подаяния» и не оскорблять человеческое достоинство людей, но, с другой стороны, и не должна приучать людей, в особенности молодежь, к иждивенчеству.

О. Д. Каменева 1, взявшая на себя роль председателя театрального комитета, предложила Виталию зайти к ней переговорить о постановке спектакля, т. к. было известно, что Виталий, будучи подпольным партийным работником в одном из провинциальных городов России, выступал там также и в роли режиссера «самодеятельного» театра.

1 О. Д. Каменева (1883–1941) — после Октябрьской революции руководила театральным отделом Наркомпроса.

Возвращаясь после собрания, мы стали говорить о наших дальнейших делах, но Илья перебил нас: "Назовите в литературе образ человека, большого общественного деятеля, ученого, которому "ничто человеческое не чуждо"?" Мы переключились на литературу — стали блуждать по страницам Шекспира, Расина, Корнеля, Пушкина, Гёте, но Илья горячо отвергал все наши попытки назвать такой образ. Он опять горячился, спорил, а я про себя очень удивлялась несмотря на свой очень молодой возраст (он ведь был моложе нас всех), он не только много знал из мировой литературы, но и вносил что-то свое в оценку того или иного литературного образа.

Встал вопрос о выборе пьесы и подготовке спектакля. Выбор пал на пьесу Леонида Андреева "Дни нашей жизни". Виталий пошел к Каменевой и вернулся злой. Она, видите ли, предпочитает Метерлинка и Гюисманса ("когда я вижу это на сцене — я мерцаю", — так и прозвали мы ее: "мерцающая"), русскую классику она, конечно, признает, а вот все эти новые Андреевы и пр. … Но Виталий все же настоял на своем, чтобы ставить "Дни нашей жизни". Роль главной героини, молодой красивой девушки, поручили Лизе 1. Ей очень хотелось включить в число действующих лиц и Илью, но он упрямо отнекивался, и, наконец, мы с ним поделили подсобные роли. Он по распространению билетов, а я по нахождению помещения. Илья обещал привести на спектакль своих знакомых французских журналистов из левых газет и растолковать им смысл пьесы (мы впервые узнали, что у него есть уже и такие знакомства). Помещение было найти нелегко. Никто не хотел сдавать русским зал — "вы, русские, неряшливы…". Наконец-то где-то в углу Рив Гош нашли помещение. В это время Виталий устраивал репетиции. Сам он играл знаменитого Онуфрия и читал не раз свои замечательные монологи…

Спектакль большого успеха не имел, но все уже удалось собрать некоторое количество денег 2. Не обошлось и без скандала. Посреди спектакля в зал ворвались трое пьяных, которые назвали себя анархистами, и стали попрекать нас за то, что мы развлекаемся, когда в России вешают наших товарищей… Для того чтобы сделать свои речи более убедительными, они пальнули несколько раз в потолок. Мы бы, пожалуй, и не обратили на них внимания, но дежурный ажан в коротком плаще внакидку и в каске с конским хвостом немедленно явился восстанавливать порядок "у этих русских". Пришлось угощать его аперитивом и вообще прервать спектакль.

1 Полонская вспоминает, что "женские роли перераспределялись несколько раз и, наконец, достались кому-то из незнакомых, не принадлежащих к нашей компании студенток" (личный архив Е. Полонской).

2 В главе "Русский бал (1909)" своих воспоминаний Полонская пишет, что, напротив, "спектакль имел большой успех и вечер прошел с блестящими материальными результатами. В киосках красивые русские дамы продавали цветы и шампанское бокалами, и ничего не подозревавшие об истинных целях этого вечера богатые посетители охотно клали золотые десятифранковики на прибавок…" (личный архив Е. Полонской).