Евгений Адлер - Земля и небо. Записки авиаконструктора

Про Ще-2 было сложено шуточное стихотворение:

Разрекламированная Щербаковым большая, чем у Як-6, грузоподъемность оказалась дутой, поскольку конструкция Ще-2 была очень перетяжелена и с заявленной нагрузкой самолет взлетал очень тяжело. Мне лично уже после окончания войны довелось быть невольным свидетелем одной катастрофы. Заслышав визгливый шум авиамотора, работавшего на предельных оборотах, я вышел на балкон своего дома как раз в тот момент, когда с Центрального аэродрома взлетал Ще-2. Один из его моторов отказал на взлете, зато другой работал на пределе своих возможностей, стараясь перетянуть самолет через высоковольтную ЛЭП, тогда еще пересекавшую Ленинградское шоссе. Хотя это и удалось, но ценой потери скорости. Самолет, скрывшись за углом нашего дома, рухнул, погубив не только свой экипаж, но и выходившего из парикмахерской боевого полковника, уцелевшего на войне.

Смирившись с известием о снятии Як-6 с производства, я все же недоумевал, как мог такой высококвалифицированный летчик, как Шиянов, пусть всего за один полет, не заметить грубых промахов, заложенных в конструкцию самолета изначально.

При случае я спросил его:

— Юра, как ты мог так серьезно ошибиться в летной оценке Як-6. Еще Болотов мог бы не обратить внимание на его серьезные недостатки, но ты… просто уму непостижимо, как ты мог пропустить такое.

— Понимаешь, я, конечно, заметил несуразности, но тогда, в той обстановке, о них говорить было просто неуместно, попросту нельзя. Я и поддержал тогда вашу фирму.

— Ну, в то время ты, пожалуй, поступил правильно, но потом-то можно было вернуться к этим вопросам.

— Я и возвращался. При встрече я потом говорил Александру Сергеевичу, что нужно было бы поподробнее исследовать Як-6 в нашем Институте, но он не придал моим словам должного значения.

По окончании войны в стране продолжала ощущаться острая нужда в простом и дешевом воздушном транспорте местного значения. Откликаясь на это, Яковлев вспомнил о Як-6 и при активном участии неизменного Шехтера, спроектировал пассажирский самолет Як-8 как его логическое развитие. Крыло, шасси и оперение почти целиком пошли с Як-6, а фюзеляж и винтомоторная группа обновились.

Постройку первого экземпляра поручили Синицыну, второго — мне.

Як-8

Угловатые формы фюзеляжей в духе военного времени уступили место округлым, салон был расширен и удлинен, в нем установили восемь мягких удобных кресел, вместо верхнего лаза фонаря для экипажа и пассажиров была прорублена нормальная боковая дверь и устроены возле каждого пассажирского кресла иллюминаторы округленной формы. Форсированные моторы 140 л.с. М-11Ф, модифицированные из М-11 (110 л.с.), снабдили индивидуальными обтекателями каждого цилиндра и металлическими винтами с изменяемым в полете шагом лопастей. Приятная внутренняя и внешняя отделка придавали самолету привлекательный вид. Вертикальное оперение несколько изменили, увеличив его площадь и слегка изменив форму обводов.

Добротность основательного Синицына передалась его детищу, но тяжеловесность некоторых элементов конструкции которого бросалась в глаза. Заспорив по этому поводу с фанатичным поклонником Синицына Стасевичем, его старым знакомым, я похвалился, что смогу дублер облегчить на четверть тонны без ущерба для прочности конструкции.

Пари, всего три бутылки пива, я выиграл, когда Як-8-II был поставлен на весы.

Второй курьезный случай произошел в ГК НИИ ВВС в конце госиспытаний. На обычный вопрос Яковлева: «Как дела?», я ответил:

— Нормально. Уже пишут отчет с заключением «самолет прошел госиспытания удовлетворительно и может быть рекомендован для серийного производства».

— А много ли замечаний?

— Всего одиннадцать пунктов, да и те пустяковые, их, при желании, можно было бы за сутки устранить.

— Вот вы и устраните. Чтобы акт был чистым.

— Вам ничего сказать нельзя, вы сразу ловите на слове.

— А вы не бросайтесь словами.

— Я бы взялся устранить за сутки, но нужны некоторые предварительные подготовительные проработки на заводе.

— Даю вам два дня на подготовку. Затем едете в НИИ и за сутки устраните замечания. Идите сейчас к Машею и Ястребову и от моего имени передайте им, чтобы вам было оказано необходимое содействие. Все.

Когда на третий день мы ехали мимо Беговой улицы ранним-ранним холодным осенним утром, по крыше кабины шофера, в которой сидел и я, сильно застучали.

— Вы чего? — спрашиваю я, когда мы остановились.

— Здесь рядом живет Ильин. Он плохо оделся. Хочет сбегать домой, захватить куртку, а то что-то свежо.

— Давай, только побыстрей.

Илья Ильин, в накинутой на плечи куртке, вскоре взобрался в кузов крытого грузовика, где сидело человек двадцать рабочих — бригада нашего завода.

В Чкаловской, в ГК НИИ ВВС, нас ждали и, вопреки правилам, пропустили на территорию Института без пропусков. Я сразу поднялся на третий этаж к своему старому знакомому Василию Холопову, бывшему ведущим инженером еще по ББ-22. Поговорив о том о сем, я с удивлением заметил, глядя в окно, что из машины никто не выходит и не идет в ангар, где стоит Як-8.

«Что за черт, думаю, они что, дороги, что ли, не знают?».

— Я сейчас, — говорю Холопову, — сбегаю к машине.

Заглянув внутрь, я опешил… Она была полна вдрызг пьяными рабочими.

Оказывается, бутыль со спиртом, выпрошенная мной у Ястребова для «обмывания» окончания работы, уже опустошена по дороге. Ильин, бегавший домой якобы за курткой, под ее прикрытием принес бидон воды, смешав которую с пятью литрами спирта, получили примерно по пол-литра водки на брата.

Работа, как мне сразу представилось, сорвана начисто. Что же делать?

А тут еще этот Ильин, низкорослый крепыш, с пьяным нахальством лезет ко мне с задиристым видом и бессвязным бормотанием.

— Ах, ты еще и дебоширить? На…

Моя досада сорвалась с плеча в скулу, справа. Ильин молча упал и не шевелился.

Как ни была пьяна команда, а рукоприкладство произвело отрезвляющее действие, по крайней мере, на многих. Ильина подняли и положили в грузовик на лавку. Некоторые, пошатываясь, побрели в ангар. Другие стали укладываться на пол, где уже спали несколько человек.

Часа через два половина проспавшихся принялась за работу, через пять — заработали почти все.

О, великий, могучий русский народ! К утру следующего дня вся работа была полностью выполнена, акт подписан без замечаний.

И, что интересно, никто никогда не заикнулся об этом инциденте, все осталось шито-крыто, и только теперь, спустя 60 лет, я сам со стыдом признаюсь во всем.