Анри Шарьер - Бабочка

Я открываю для себя новый мир, людей и культуру, о существовании которой раньше даже не подозревал. Первые шаги на земле Венесуэлы были столь волнующими, что для их описания нужен талант гораздо более сильный, чем мой.

Море выбросило нас к деревушке Ирапа, которая относится к штату Сукре. Маленькие, но красивые женщины этой деревни трогательно заботятся о нас: кормят буквально с ложечки и растирают маслом какао, которое заставило утихнуть страшную боль от ожогов.

И вот, благодаря замечательному уходу, через три дня мы уже на ногах; можем ходить, разговаривать, и даже готовить себе еду.

Жители этой деревни не богаты, но каждый старается купить нам что-нибудь из одежды. Среди женщин, которые ухаживают за мной, несколько очень молоденьких девушек — в их жилах течет индейская и испанская кровь. Одну из них зовут Тибисей, а вторую — Ненита. Они купили мне рубашку, брюки и домашние тапочки «Аспаргета» — полоска кожи, без каблука, с плетеной тканью.

— Мы не спрашиваем, откуда вы прибыли. Судя по вашим татуировкам, вы бежали с французской каторги.

Оказывается, им известно, что мы беглые каторжники, и, несмотря на это, они относятся к нам с таким добросердечием!

Сегодня утром все мужчины и женщины почему-то кажутся очень взволнованными.

— Что случилось? Скажи, Тибисей, что случилось?

— Мы ждем полицейских из Гуирии — деревни, соседней с нашей. Здесь нет полиции, и мы не понимаем, каким образом в Гуирии узнали, что вы находитесь здесь.

Ко мне подходит красивая высокая негритянка и мужчина в закатанных до колен брюках.

— Господин Энрикез, придет полиция. Я не знаю, как они собираются с вами поступить. Но на всякий случай, может быть, вы некоторое время переждете в горах? Тибисей, Ненита и я будем приносить вам еду и держать вас в курсе дел.

Я очень взволнован и хочу поцеловать руку этой благородной женщины, но она сама награждает меня горячим и чистым поцелуем в щеку.

Слышен конский топот. Показываются всадники, у каждого из которых слева на ремне висит мачете, а справа — огромный пистолет. Они соскакивают с лошадей, и один из них подходит к нам. Это мужчина с монгольскими чертами лица, с раскосыми индейскими глазами, коричневой кожей, высокий и сухощавый:

— Здравствуйте. Я комиссар полиции.

— Здравствуй, господин.

— Вы почему не заявили, что у вас находятся пять беглецов? Мне сказали, что они уже восемь дней здесь. Отвечайте, — обращается он к жителям.

— Мы ждали, пока они выздоровеют и смогут ходить.

— Мы должны взять их и отвезти в Гуирию.

— Хотите кофе?

— Да, спасибо.

Все садятся в круг и пьют кофе. Комиссар и полицейские вовсе не кажутся нам злодеями. Создается впечатление, что они просто подчиняются приказам свыше.

— Вы бежали с Чертова острова?

— Нет, мы на пути из Джорджтауна в Британский Гондурас.

— Почему вы там не остались?

— Там тяжело найти себе пропитание.

— Вы думали, что с нами скорее поладите, чем с англичанами? — спросил он с улыбкой.

К нам приближается группа из семи или восьми мужчин. Во главе группы седой человек лет пятидесяти. Огромные черные глаза говорят о необычайном уме и доброй душе этого человека. Его правая рука покоится на рукоятке мачете.

— Комиссар, что ты собираешься делать с этими людьми?

— Отвезу их в тюрьму Гуирии.

— Почему бы тебе не позволить им жить с нами? Каждый из нас возьмет в свою семью одного.

— Это невозможно. Я получил приказ губернатора.

— Но они не совершили никакого преступления на земле Венесуэлы.

— Знаю. Но это очень опасные люди. Не зря же их приговорили к каторге во Франции. Кроме того, они бежали без удостоверений личности, и когда станет известно, что они находятся в Венесуэле, затребуют их выдачи.

— Мы хотим оставить их у себя.

— Это невозможно, это приказ губернатора.

— Все возможно. Что знает губернатор об этих несчастных людях? Человек никогда не безнадежен. Его всегда можно направить на путь истины и сделать полезным для общества. Верно?

— Да, — говорят все хором. — Оставьте их с нами, мы поможем им вернуться к жизни. Мы их знаем уже восемь дней и поняли, что они хорошие люди.

— Люди, более культурные, чем мы с вами, посадили их в тюрьму, — говорит комиссар.

— Что ты называешь «культурой», комиссар? — спрашиваю я его. — Думаешь, наличие у французов лифтов, самолетов и метро говорит о том, что они культурнее людей, которые нас здесь приняли и заботились о нас? По-моему, в этой общине, живущей примитивной жизнью на лоне природы и незнакомой с последними достижениями науки и техники, намного больше человеческой культуры и величия души. Эти люди не пользуются благами цивилизации, но в них намного больше христианского милосердия, чем у «культурных» народов. Я отдаю предпочтение последнему невежде из этой деревне перед выпускником Сорбонны, если тот последний напоминает обвинителя, который вынес мне приговор. Первый всегда будет человеком, а второй забыл, что это такое.

— Я тебя понимаю, но надо мной — власть. Прошу тебя, сделай так, чтобы все прошло без осложнений, — говорит мне комиссар.

До свидания, жители Ирапы — смелое и благородное племя, которое сделало все возможное и невозможное, чтобы защитить чужих и незнакомых ему людей.

Через два часа мы попадаем и Гуирию. В полиции с нами обращаются неплохо, но очень много допрашивают. Следователь-тупица никак не хочет понять, что мы прибыли из Британской Гвианы, в которой были свободными людьми. Он требует от нас объяснения, почему мы после столь короткого пути прибыли в таком плачевном состоянии. Когда мы рассказываем ему о тайфуне, он принимает это за издевку.

— В этот шторм затонуло два корабля с грузом бананов и корабль, груженый алюминием. А вы, в лодке длиной в пять метров, открытой ветрам, уцелели? Кто поверит этой басне? Даже последний бродяга не поверит. Что-то в вашем рассказе не так.

— Запроси информацию в Джорджтауне.

— Мне вовсе не хочется, чтобы англичане посмеялись надо мной.

В один из дней нас поднимают в 5 утра, заковывают в кандалы и сажают в грузовик, в котором, кроме нас пятерых, еще десять полицейских. Мы едем в Сьюдад-Боливар, столицу штата Боливар. На расстоянии более тысячи километров от берега, в девственном лесу, через который проходит пыльная тропинка, продолжающаяся до Эль-Дорадо, кончилась, наконец, эта утомительная поездка.

Эль-Дорадо — тщетная надежда испанских завоевателей — находится на берегу реки, которая кишмя кишит хищными рыбами, способными в минуту растерзать человека или животное. Посреди реки несколько островов, и на одном из них находится концентрационный лагерь. Это венесуэльская каторга.