Анри Шарьер - Бабочка

Одно слово Анни родило в моем мозгу новую идею. Она сказала:

— Дорогой мой Бабочка, ты сделал все возможное ради достижения свободы. Судьба была жестока к тебе. Тебе остается только взорвать «80».

— А почему бы и нет? Почему бы и не взорвать эту старую тюрьму? Это будет доброй услугой колумбийцам: может быть, тогда они решат построить новую, более приличную.

Я поцеловал двух молодых прелестных женщин и простился с ними навсегда. На прощание попросил Анни:

— Пусть Жозеф придет ко мне в воскресенье.

В воскресенье, 22 октября, Жозеф был у меня.

— Жозеф, сделай для меня невозможное: пусть кто-нибудь принесет мне в четверг динамит, запал и бикфордов шнур. Я сделаю все возможное, чтобы получить дрель и три сверла.

— Что ты собираешься сделать?

— Взорву днем стену тюрьмы. Обещай пять тысяч пезо водителю такси, который согласится ждать меня на улице Меделин каждый день с 8 часов утра до 6 вечера. Если ничего не случится, он будет получать по 500 пезо в день, а если случится — получит 5000 пезо. После взрыва я доберусь до такси на спине какого-нибудь здоровяка-колумбийца, а остальное сделает водитель. Если сумеешь найти такси, пришли динамит. А если нет, то это конец. Нет больше надежды.

— Положись на меня, — ответил Жозеф.

В пять часов меня на плечах приносят в часовню. Я говорю, что хочу остаться один и помолиться. Прошу также позвать дона Грегорио. Он приходит.

— Хомбре, тебе осталось сидеть здесь всего восемь дней.

— Для этого я и позвал тебя. У тебя мои пятнадцать тысяч пезо. Перед отъездом я хочу дать их своему другу, и тот перешлет их моей семье. Возьми себе три тысячи пезо, даю их тебе от всего сердца — ты меня всегда защищал. Сделай одолжение и верни мне деньги сегодня вместе с роликом бумаги и клеем, чтобы я до четверга сумел привести их в порядок и дать другу.

— Договорились.

Он дает мне двенадцать тысяч пезо.

Вернувшись, я отозвал колумбийца, и рассказал ему про свой план. Спросил, сможет ли он пронести меня на спине двадцать — тридцать метров. Он обещал это сделать. Итак, с этой стороны все в порядке. Я действую так, будто уверен в успехе Жозефа. В понедельник я выхожу из-под душа раньше обычного, а Кложе и Матурет, которые управляют моей коляской, отправляются на поиски сержанта Лопеза. Это тот сержант, которому я дал три тысячи пезо, и который зверски избил меня во время последнего побега.

— Сержант Лопез, я хочу с тобой поговорить.

— Что ты хочешь?

— За две тысячи пезо я хочу получить дрель с тремя скоростями и шесть сверл. Два — толщиной в полсантиметра, два — в сантиметр и два — в полтора сантиметра.

— У меня нет денег, чтобы купить их.

— Вот тебе пятьсот пезо.

— Получишь все завтра, во время смены караула. Приготовь две тысячи пезо.

Во вторник инструменты находились в бочке во дворе. Колумбиец по имени Пабло вынул их из бочки и спрятал в надежном месте.

В четверг, 26 октября, день свиданий. Жозеф не приходит. Когда время, отведенное на свидания, приближается к концу, меня зовут. В зале меня поджидает пожилой француз. Он пришел по просьбе Жозефа.

— В буханке хлеба ты найдешь все, о чем просил.

— Вот тебе две тысячи пезо за такси, по пятьсот пезо в день.

— Водитель такси — старый и нервный перуанец. Не волнуйся при виде его, чао.

— Чао.

В большом бумажном мешочке — чтобы буханка хлеба не привлекла внимания — я обнаружил сигареты, спички, копченые сосиски, колбасу, пачку масла и флакон черного жира. Во время обыска я даю часовому пачку сигарет, спички и две сосиски. Он просит:

— Дай мне немного хлеба.

— Нет, хлеб сам купи. Вот тебе пять пезо. Хлеба не хватит на шесть человек.

Уф! Здорово я выкрутился.

— Завтра будет фейерверк. Теперь у нас имеется все, Пабло. Отверстие надо будет просверлить прямо под вышкой. Тогда часовой не сможет нас разглядеть.

— Но он сможет услышать.

— Я об этом подумал. В 10 часов утра эта часть стены находится в тени. Надо, чтобы один из чеканщиков по меди прикрепил свой лист на стене, в нескольких метрах от нас. Если их будет двое — еще лучше. Каждый из них получит по пятьсот пезо. Найди двух подходящих парней.

Он их нашел.

— Двое моих друзей будут беспрерывно колотить по меди, и часовой не может расслышать звук сверла. Ты должен будешь выехать на кресле из-за выступа в стене и заслонить меня от взгляда часового на противоположной стене.

Отверстие сделано за час. Благодаря ударам молота по меди и жиру, которым я поливаю сверло, часовой ни о чем не догадывается. Динамит вложен в отверстие, к нему прикреплен запал. С помощью цемента заделываем отверстие и отходим. Если все пойдет по плану, после взрыва в стене образуется отверстие. Часовой упадет вместе с будкой, а я верхом на спине Пабло доберусь до такси. Остальные справятся сами. Если Кложе и Матурет выйдут за нами, они до такси доберутся раньше нас.

Перед самым взрывом Пабло предупреждает группу колумбийцев.

— Если хотите бежать, через несколько минут в стене будет дыра.

Поджигаем фитиль. Взрыв дьявольской силы потрясает весь квартал. Часовой сваливается на землю вместе, с вышкой. В стене образовались крупные щели, и мы видим улицу, но отверстия недостаточно широки для того, чтобы через них мог пробраться человек. Только теперь я сознаю, что пропал. Это моя судьба. Придется вернуться в Кайенну.

Невозможно описать суматоху, которая возникла после взрыва. Во дворе более восьмидесяти полицейских. Дон Грегорио знает, к кому он должен обращаться.

— Буэно (хорошо), француз. Это, я думаю, в последний раз.

Начальник караула рвет и мечет. Он не может приказать избить человека, который лежит в инвалидной коляске и, чтобы эта участь не постигла других, я громко заявляю, что всю операцию осуществил я сам. Шестеро полицейских у подорванной стены, шестеро во дворе и шестеро со стороны улицы будут беспрерывно дежурить, пока строители не замуруют стену. Часовой, который свалился с вышки, к счастью, не пострадал.

Через три дня, 30 октября, в 11 часов утра, за нами являются двенадцать надзирателей с каторжных работ. Происходит короткая церемония: они должны удостовериться в личности каждого из нас. Они захватили с собой наши личные карточки, фотографии и отпечатки пальцев. После этого французский консул подписывается на документе, в котором сказано, что он берет на себя ответственность за возвращение нас во Францию. Все присутствующие удивлены дружелюбием, которое проявляют к нам надзиратели. Ни одной угрозы, ни одного резкого слова. Трое наших попутчиков, которые пробыли на каторге намного дольше нас, знают почти всех надзирателей, беседуют с ними и обмениваются шутками, словно старые добрые друзья. Майор Боррель, командир группы надзирателей, смотрит на мои ноги и говорит, что обо мне позаботятся на корабле — там нас встретит опытный санитар.