Джордж Грайдер - Боевая рыбка

Я спал сном вымотавшегося человека, когда услышал, что спустился посыльный и попытался разбудить Дика О'Кейна. Дик и я делили одну каюту, размером примерно с купе пульмановского спального вагона, в которой было три койки. Дик все не просыпался, а я не мог уснуть до тех пор, пока посыльный не угомонится, и сел на койке и спросил его, что случилось.

- Морган на палубе, сэр, - доложил он нервно, - и он стреляет по фонарям на причале из своего "сорок пятого".

Дик продолжал храпеть.

Усталый, злой и несколько встревоженный, я вылез и поднялся на палубу. Морган и в самом деле размахивал своим кольтом, как маленький мальчик водяным пистолетом. Я попытался к нему приблизиться.

- Морган, - сказал я, - отдай мне револьвер.

Он помахал оружием в моем направлении и зверски посмотрел на меня, прямо как киношный злодей.

Я попытался обойти его сбоку, полагая, что если он и в самом деле целится в меня, то смогу столкнуть его за борт и прыгнуть вслед за ним. В Аннаполисе я был в команде пловцов и в тот момент в воде чувствовал бы себя увереннее.

Но кризис, похоже, миновал. Морган примерно через минуту отдал свой револьвер, и я велел ему идти вниз, надеясь покончить с инцидентом.

Но это не удалось. Он направился прямо в столовую команды, которая на подлодке что-то вроде клуба, где в любое время за чашкой кофе сидит компания из двух-трех моряков. Он нашел слушателей и стал разглагольствовать о том, что "Уаху" - вшивая лодка, военно-морской флот - никудышный род войск, а все, кто там служит, - неудачники, и причислял к прочим себя самого. Я вернулся и велел ему уйти. Через несколько минут он вернулся, громко бранясь. Я позвал посыльного, который разбудил меня, и распорядился:

- Доставай наручники.

Мне не доводилось видеть, чтобы на подводников надевали наручники. Но до смерти надоело слышать голос Моргана. Я вывел его на палубу и приковал наручниками к радиомачте, которая высилась на юте, вскрыл пожарный шланг, прикрепил его к насосу и приставил посыльного к шлангу.

- Если только он откроет рот, - сказал я, - направь на него шланг.

Затем я спустился вниз, намереваясь поспать часок, после чего вернуться и отправить Моргана спать.

Проснулся я в семь утра.

Соскочил с койки и бросился на палубу. Морган кулем лежал на палубе перед радиомачтой, руки его распухли и стали вдвое толще. Перед моими глазами пробежали строчки из устава военно-морских сил, особенно те, что требуют распоряжений командира и принятия различных других мер предосторожности, прежде чем надевать на кого-либо наручники. Обуреваемый ужасом, что моя карьера на флоте закончится, не успев толком начаться, я в считанные секунды освободил Моргана от наручников.

- Ну, - сказал я, пытаясь придать своему голосу властный тон, - думаю, ты получил урок, не так ли?

- Так точно, сэр! - У бедного парня было жуткое похмелье.

- Ладно, Морган, - миролюбиво произнес я. - Я ничего не скажу об этом командиру.

Я, конечно, надеялся на то, что и Морган об этом ничего не скажет, и, когда наши глаза встретились, мы нашли взаимопонимание и согласие, тем самым избежав многих неприятностей. Несколько месяцев спустя, во время нашего второго боевого патрулирования, когда он фактически спас лодку, проявив почти нечеловеческую силу, я оценил его необычайно крепкие мускулы в гораздо большей степени, чем в ту ночь на палубе.

* * *

Из Сан-Франциско "Уаху" пошла в Сан-Диего, на интенсивную боевую учебу. Мы пускали торпеды, учились приближаться к выбранным для атаки судам и в режиме, от которого бы не выдержало сердце и у Геркулеса, тренировали экипаж "Уаху". Кеннеди был взыскательным и безжалостным командиром. Он требовал, чтобы каждый на борту выкладывался полностью, и добивался этого, потому что мы понимали важность обучения. Мы уже говорили друг другу, что, когда выйдем в море, наша подводная лодка будет самой результативной в этой войне субмариной. Но это был изматывающий период для наших семей и для нас.

Возвратилась Энн. Она и Билли были со мной на Мэри-Айленд в последние несколько недель, а теперь они присоединились ко мне в Сан-Диего. Они опять остановились в Коронадо вместе со множеством других жен подводников, и все они беспокоились и пребывали в напряжении, видя, как мужья, которые вот-вот их покинут, с каждым днем становятся все более измученными и раздраженными. Должно быть, всем женам было трудно поддерживать спокойную обстановку, пока мы были на берегу. Помню, как однажды вечером пошли в ночной клуб и я подрался с метрдотелем просто потому, что мне показалось, будто он ударил собаку. Мы были в крайней степени усталости от всего: учений, длившихся весь день напролет, и работы ночью, если это было необходимо для устранения дефектов, обнаруженных днем, так как мы знали, что если заранее не приведем все в безупречное состояние, то, когда отправимся в боевой поход, делать это будет слишком поздно.

Мы устали до такой степени, что это привело к затоплению артиллерийского погреба - казусу, который вполне мог стать уникальным в истории субмарин. Мы тогда были пришвартованы к причалу в Сан-Диего со всем боекомплектом на борту, а произошло это всего за день до нашего предполагаемого выхода в море.

Артиллерийский погреб был оборудован системой затопления на случай пожара для предотвращения взрыва. Кто-то по ошибке открыл не тот клапан.

Утром мы обратили внимание на то, что лодка сидит в воде примерно на шесть дюймов глубже, чем следовало бы. Понадобилось не слишком много времени, чтобы выяснить причину. Затем мы столкнулись с щекотливой проблемой, кому идти и сказать об этом Пинки. После того как был брошен своеобразный жребий, при котором, как я полагаю, не обошлось без жульничества, эта задача выпала мне.

Командир, столь же усталый, как и все мы, давно был известен совершенной нетерпимостью к проявлениям небрежности. Мы не знали, что он скажет, но были готовы принять на себя громы и молнии. Я посмотрел на коллег-офицеров с горьким укором, вышел вперед и отдал честь.

- Доброе утро, командир, - сказал я, думая, как бы мне перейти к сокрушительной новости.

- Доброе, Грайдер. - Он был раздражен и нетерпелив.

- Командир, - выпалил я, напрочь отбросив уловки, - разрешите доложить, что артиллерийский погреб затоплен.

Если бы речь шла о менее катастрофичной ситуации, Пипки, наверное, устроил бы разнос нам всем. Но затопленный погреб боеприпасов - такой из ряда вон выходящий случай, такая невероятная вещь, что вызвала обратный эффект.

- Ну хорошо, - сказал командир бесстрастным тоном человека, разговаривающего во сне. - Давайте будем откачивать воду.

Возможно, ему понравилось разнообразие в надоевшем перечне дел.

Мы приготовили пожарные насосы и откачали воду. Затем нам пришлось вытаскивать боекомплект каждого калибра - каждый 50-, каждый 20-, каждый 4-дюймовый снаряд - и высушивать их, и высушивать патронные ящики, в которых находились тяжелые снаряды, а затем возвращать все это на место. Работа заняла примерно полтора дня, и мы проделали ее, ни на минуту не отрываясь от графика. Когда через пару дней мы отбыли из Сан-Диего, были сухими, хорошо вооруженными, хорошо подготовленными и ходили, едва не засыпая на ходу.