Иван Гребенюк - На далеких рубежах

-- А я, заметив, как закачалась ель, сразу угадала, чьих это рук дело, -- лукаво сказала Лиля. Ей было очень приятно видеть Телюкова веселым и счастливым.

-- Боюсь, что я испортил вам отпуск, Лиля Семеновна, -- грустно заметил Телюков, вновь заливаясь краской. -- Но на этом я ставлю точку. Нет больше беззаботного холостяка, а есть вполне добропорядочный семьянин. Ведь вы, надеюсь, разрешите, товарищ подполковник, расписаться с Ниной? -- И, не ожидая ответа, продолжал: -- А то плохо получается. Привез я Нину в авиационный госпиталь, а там сразу: "Кем эта гражданка приходится вам?" -"Женой", -- отвечаю. Требуют документы. Сверяют мое удостоверение личности с предписанием медпункта -- фамилии разные. "Нет, -- говорят, -- везите в городскую больницу". Я -- на дыбы. "Так и так, -- говорю, -- бездушные вы формалисты! Человек при смерти, а вам бумажки подавай!" Помогло -- приняли. День миновал -- не пускают к больной. Второй на исходе -- не пускают. А на третий -- пустили. Воскресенье как раз. Вхожу в палату -- Нина улыбнулась мне. Первый раз улыбнулась... Эх, Лиля Семеновна, как жаль, что не пришлось вам познакомиться с Ниной! Она -- ваша копия, ведь правда, товарищ подполковник? Вот только не знаю, как дальше будет. Неужели ее станут судить? Почему-то думается, что до суда дело не дойдет. Ведь она защищалась...

Разговаривая, он раскупорил бутылку, наполнил две рюмки. Одну протянул Лиле, другую -- командиру. Себе же не налил ни капли.

-- Запретили, -- сказал с каким-то подчеркнутым чувством гордости.

-- Кто?

Телюков предусмотрительно оглянулся вокруг, не подслушивает ли его кто-нибудь из посторонних.

-- Врачи. Видите, дело какое... Нет, только не здесь... Вот поедем, тогда я вам расскажу, товарищ подполковник. И курить бросил... Но поскольку мы пьем за здоровье Нины, то капельку, я думаю, можно пропустить. -- Он налил себе граммов пятьдесят. -- только ради Нины, -- сказал он и с сияющей улыбкой поднял рюмку.

Лиля отпила немного, а командир и не притронулся к своей стопке. Ведь ему за руль садиться.

Телюков, обрадованный столь неожиданной и приятной встречей, почти ничего не ел. Только когда за окнами зафыркал паровоз и прошумел прибывший поезд, он взялся за курицу, умышленно оставаясь за столом, чтобы не мешать Поддубному проститься с Лилей. В таких случаях и самые близкие друзья бывают лишними...

Поезд стоял всего минуту и тронулся дальше, увозя с собой тусклые огоньки фонарей. Сразу стало тихо, опустел перрон.

Вершины гор сизым крылом окутал вечер.

...Когда Телюков подошел к "Победе", командир сидел уже в кабине, прогревая мотор. Сразу же и поехали.

-- Проводили, значит, -- сказал Телюков, лишь бы нарушить молчание.

-- Проводил.

-- А я, товарищ подполковник, побывал в штабе. Там я узнал, что майор Горбунов все-таки сбил нарушителя границы. Положительные отзывы слышал в штабе о нашем полку, особенно о вас. И еще одна новость: я дал согласие пойти в школу космонавтов. Завтра подам рапорт по команде. Ведь я уже прошел медицинский осмотр. Врачи признали меня вполне годным, только потребовали, чтобы я бросил курить. Я и бросил. Да и пить -- не приведи бог! Конечно, будет еще немало медицинских комиссий, учтут служебные характеристики и всякое такое прочее, но я твердо решил пойти в космонавты. Полечу, куда пошлют, -- то ли на орбиту Земли, то ли на Луну, а может быть, и на Марс. Дело, кажется, вполне надежное...

-- На Марс, говорите? -- перебил его Поддубный, для которого набор в космонавты не был новостью, -- Но вам, товарищ капитан, прежде чем уходить в космос, надо как-то устроить ваши земные дела.

-- Какие именно? -- насторожился летчик, прикидываясь недогадливым.

-- Я имею в виду семейные.

Телюков повел рыжеватыми бровями:

-- Вот вернется Нина -- распишусь... Ведь вы разрешите...

-- Ну что ж... если вы решили окончательно... Смотрите, а то вас по головке не погладят. И вообще... Ну, вот взять хотя бы этот последний случай... Какой позор! Где ваше чувство офицерского достоинства? Да как вы решились заглянуть в окно замужней женщине? Не миновать бы вам суда офицерской чести, если бы вы к кому-нибудь другому полезли!.. А то еще, чего доброго, взбредет вам в голову, что командир мстит за личную обиду... Уж не думаете ли вы, что раз вы отличный летчик, то на все ваши грехи будут смотреть сквозь пальцы? Нет, дорогой, ошибаетесь! И вот что: расписаться с Ниной мы вам пока не разрешим. Выяснится дело, признают ее невиновной -тогда пожалуйста... А пока...

-- Если даже Нину посадят в тюрьму, она и в таком случае будет моей женой, -- упрямо возразил Телюков. -- Но я уверен, что до суда дело не дойдет. Я обращусь к Председателю Президиума Верховного Совета...

-- Не забегайте вперед. Перед законом у нас все равны. Юристы разберутся на месте...

-- Пусть даже на десять лет осудят Нину -- так или иначе, я буду ждать ее. Я ее не оставлю. Это мое последнее слово!

Поддубный пристально посмотрел на Телюкова. Его решительность пришлась командиру по душе, и он проникся к летчику чувством теплой благожелательности, сразу подобрел и смягчился.

-- Понимаю вас, Филипп Кондратьевич, и сочувствую вам. Только не порите горячку. Если Нина окажется действительно достойной этого, мы сделаем все для того, чтобы облегчить ее судьбу.

-- Достойна, товарищ подполковник! Ведь она защищала свою честь, свою жизнь, разве так трудно понять? И разве это человек, который бросается на девушку с ножом? Это просто скот. Да, да, скот, пренебрегающий элементарными законами людей. Такому нет и не может быть места в обществе! И достойна презрения была бы девушка, если б она уступила ему. А Нина боролась. Вы только представьте себе, какой это подвиг! Какой благородный подвиг! Одна против двух мерзавцев! Она храбро защищала себя и вышла победительницей! За что же ее карать? Нет, нет, в это надо как следует вникнуть, и тогда вы убедитесь, что я прав.

Телюков говорил с горячностью и азартом адвоката, глубоко убежденного в правоте того дела, которое он защищает.

-- Если вы так выступите на суде, то, пожалуй, все будет хорошо, -- не то серьезно, не то шутя сказал Поддубный, не отрываясь от руля.

-- Выступлю. Конечно выступлю!

Некоторое время они ехали молча. Дорога змейкой вползала в горы. Лучи фар двумя желтоватыми кругами отсвечивали на придорожных сугробах, а на перевалах горизонтальными лучами уходили вдаль, выхватывали из темноты зубцы хвойного леса, росшего в долинах. В окно секла редкая снежная крупа.

-- Так вы, товарищ подполковник, может быть, против того, чтобы я стал космонавтом? -- осторожно спросил Телюков.

-- Нет, не против. Как только утрясем ваши земные дела, можете заниматься космосом. Ведите свой корабль хоть на Марс, хоть на Венеру. Буду даже сам вас рекомендовать, так как уверен -- гайка у вас подвинчена туго, в космосе не раскрутится. Но ведь вы, кажется, собирались поступать в академию?