Иосиф Григулевич (Лаврецкий) - Панчо Вилья

Как-то заехав к сеньоре Гарсия, Вилья узнал, что Луисита ждала ребенка. Он позвал своего адъютанта и приказал справиться, кто отец будущего ребенка. Каково же было его удивление, когда адъютант сообщил ему, что, как говорят в селений, этот человек не кто иной, как сам Панчо Вилья.

Позвали Луиситу, стали ее расспрашивать. Она расплакалась и рассказала, что местный священник — отец будущего ребенка — научил ее свалить вину на Вилью; дескать, с него побоятся спросить.

Дело было под воскресенье. На следующий день Вилья с сеньорой Гарсия и ее дочкой Луиситой явился в церковь. Он прервал службу, взошел на амвон и обратился к прихожанам:

— Братья по расе! Вам, наверное, рассказывали, будто я согрешил с прекрасной сеньориной Луиситой, дочерью уважаемой сеньоры Гарсия. Но это клевета. Настоящий виновник — ваш уважаемый священник. Правду ли я говорю? — спросил Вилья, обратившись к священнику.

Полумертвый от страха «святой отец» пролепетал:

— Да, я виновен и прошу прощения.

— В таком случае, — продолжал Вилья, — вы должны жениться на этой девушке.

— Но я ведь священник, сеньор генерал, церковь запрещает мне жениться. [7] Католическая церковь запрещает служителям культа вступать в брак.

— Об этом следовало думать раньше. А теперь выбирайте: или вы немедленно женитесь на Луисите, или я прикажу вас расстрелять здесь же, у алтаря.

Доводы Вильи оказались неотразимы, и священнику пришлось вступить в брак с сеньоритой Луиситой.

Прошло некоторое время, и Сатэво было вновь занято войсками Уэрты. Священник созвал прихожан в церковь и сказал им, что Вилья его ложно обвинил и насильно заставил жениться.

— Самое обидное, — закончил свой рассказ Панчо, — что прихожане поверили ему, а не мне. Как вы думаете, священник из Сатэво попадет в рай или ад?

Старушка не знала, что ответить. Она только удрученно качала головой и что-то бормотала.

Несколько дней спустя Панчо и его друзья приехали в селение, где жила сестра Вильи. Она пригласила Панчо на свою свадьбу. Гостей встречали с музыкой. Весело звучала маримба, звонко пели народные певцы — марьячас, прославляя подвиги борцов за свободу и их храброго генерала.

В этом селении, как и всюду, куда простиралась власть Северной дивизии, крестьяне владели помещичьими землями. Теперь и пеоны, хотя их не наделили землей, по крайней мере не голодали и были свободными.

Шумно было за столом новобрачных, на котором высились горы свежеиспеченных маисовых лепешек, чернели миски с чипотле — вяленым перцем, дымились куски жареной свинины и красовались румяные гуахолоте — индейки вперемежку с агуакатэ и другими тропическими овощами. Когда-то все эти яства попадали на стол только к помещику или майордому; теперь ими могли полакомиться и те, кому они принадлежали по праву, те, кто их выращивал.

Потом гости и их друзья танцевали на площади под звуки маримбы любимый танец Вильи — харабэ тапатио.

Бросил Вилья свой сомбреро в круг и начала плясать новобрачная. Заложив руки за спину, стал Вилья догонять ее, выстукивая каблуками и шпорами причудливую дробь. Прошлась его партнерша по гигантским полям сомбреро. Стал перед ней Панчо Вилья на колено. Подняла новобрачная сомбреро и надела его на голову Панчо Вильи.

А потом гостей пригласили посмотреть петушиный бой.

На небольшой площадке, обнесенной невысоким барьером, за которым разместились зрители, на корточках сидели два петушинника, держа в руках по мешку. Староста селения подал знак, и петушинники опрокинули свои мешки, из которых вылетели два пернатых гладиатора. Вцепившись в грунт цепкими лапами, они налившимися кровью глазами с беспредельной ненавистью и презрением оглядывали друг друга. Общипанные шея и чуб придавали им ястребиный вид. Бойцы были готовы к схватке.

Почти одновременно они налетели друг на друга и, точно обнявшись, закружились по арене в каком-то диком танце. Каждый норовил рассечь клювом своему противнику голову или по крайней мере продырявить ему шею. С остервенением впивались петухи друг в друга своими когтистыми лапами. Зрители кричали, хохотали, топали ногами, выражая свое восхищение происходящим.

Наконец бойцы, израненные и усталые, отскочили в стороны, чтобы передохнуть перед новой кровавой схваткой…

Три дня длилась свадебная фиеста. Народ веселился, а с народом веселился и Панчо Вилья…

По мере того как успехи Северной дивизии росли, Панчо Вилья все чаще думал о своих отношениях с Каррансой.

Кто же дон Венус — друг или скрытый враг, которого следует остерегаться? Вот над чем все чаще ломал себе голову Вилья.

Недоверие Вильи к «первому вождю» с каждым днем возрастало. Карранса окружал себя выходцами из богатых семейств, покровительствовал помещикам, о возврате крестьянам земель даже не думал. В его ставке не было генералов-пеонов, подобно тем, которые были в Северной дивизии.

Хотя Вилья и его единомышленники не имели ясной программы и в политике разбирались меньше, чем «первый вождь», тем не менее они ясно представляли, что основная задача революции состояла не только в свержении режима Уэрты, но и в разрешении крестьянского вопроса. Пеоны хотели получить землю и избавиться от гнета помещиков. Вот почему они сражались против Уэрты, вот почему они стекались со всей страны под знамена Северной дивизии.

Панчо рассуждал просто: Карранса и его советники не желают обижать помещиков, отнимать у них землю. Значит, они скверные, коварные люди, от которых он, Вилья, и его Северная дивизия ничего хорошего ожидать не могут. Нужно быть начеку и следить за действиями дона Венуса.

В отношении Вильи к Каррансе сказалась ограниченность крестьянского вождя: с одной стороны, Панчо не доверял «первому вождю», с другой стороны, он не решался взять в свои руки руководство революцией, считая себя неподготовленным, не достойным такой роли.

Когда Вилью спрашивали, как, по его мнению, народ сможет обеспечить себе будущее, он отвечал: «Только сражаясь! Мы будем сражаться до тех пор, пока правители Мексики не станут проводить политику в интересах народа». Вилья не понимал, что революция может победить, если на сторону крестьян станут рабочие. Да он и не мог этого понять тогда, ибо рабочее движение в Мексике делало первые шаги и его тогдашние вожди — анархисты и синдикалисты — были столь же далеки от понимания законов революции, как и руководители крестьянских масс.

Все это играло на руку национальной буржуазии и связанным с нею помещикам, выразителем интересов которых был Венустиано Карранса.

После взятия Торреона город посетил Карранса. Вилья встретил «первого вождя» со всеми подобающими ему почестями. В честь Каррансы был устроен парад.