Василий Филиппов - Юлиус Фучик

Подоспела неизбежная полоса затяжного запойного чтения. «Мой отец прозрел, — вспоминал Фучик, — найдя у меня в руках Золя, и придумал для меня Ж. Верна. Я тут же позабыл о „Жерминали“, потому что, хотя Золя и был лучше „Бабушкиных сказок“, Жюль Верн был еще лучше… При самом строгом отцовском надзоре я ухитрился читать „буфалобилки“ („буфалобилки“ — приключенческие выпуски. — В. Ф. ), привлекаемый их сверхъестественно яркими обложками. Пряча их как контрабанду под рубашкой, я спасался с ними в уборную или под парту во время уроков грамматики».

На первой странице чистой линованной тетрадки Юлек выводит неровными печатными буквами: «19 апреля 1915 года. Еженедельник „Славянин“. Цена 6 геллеров. Выходит по понедельникам».

«Славянин» — это же название журнала Карла Гавличека Боровского. Прочитав сатирические антиавстрийские «Тирольские элегии» Гавличека, Юлек пришел в такой восторг, что целиком переписал стихи в специальную тетрадку и любил читать вслух родным, торопясь и захлебываясь:

Они в сердце Юлека. На титульном рисунке Юлиус изобразил на фоне зимнего бронзового неба экипаж, увозящий поэта в ссылку, и отвратительную голову австрийского жандарма.

«Славянин» стал «издаваться» в то время, когда все острее начали ощущаться последствия войны. Политический террор, усиление национального гнета, голод и нищета трудящихся вызывали стихийное возмущение, прежде всего в среде промышленного пролетариата и солдат. Юлек «публикует» сообщения с фронтов, пишет о введении карточек на хлеб, о появлении в продаже муки из соломы. У двенадцатилетнего журналиста зоркий глаз:

«Положение во время войны.

Введение; карточек на муку и хлеб вызвало возбуждение как в Пльзене, так и в других местах. Панички, пардон, дамы, безразлично из высшего или низшего сословия, не только громко обсуждали эту новость прямо на улицах, но и жалуются.

И есть на что жаловаться?

О, еще бы! Как, например, может прожить семья из восьми человек? Взрослым — тем, что им не нужно много хлеба, а вот дети! Прибегут из школы и уже с порога кричат: „Мама, я хочу есть, дай мне, пожалуйста, хлеба!“ Что маме делать? Может быть, сказать: „Нет, не дам?“ Где там! Этого она не сделает. Отрежет кусок побольше и даст его детям, если даже самой не останется.

Женщины возмущены. И они правы».

Пришел следующий понедельник, потом еще очередной, но обещанного читателям журнала не было. Юлека, как всегда, уже обуревали другие страсти и планы. Правда, литературные опыты его не прекратились. Он заполнил две тетради рассказами и переработанными сказками. В одной из них он поместил рецензию на пьесу Горького «Варвары», поставленную Пльзенским театром. В ней он задумывается над тем, почему публика холодно приняла пьесу. Бессердечность ли это? Тупость ли ума, чувств и нервов? Непонимание ли чужой народной жизни? Прозрения мысли выливались у него с детской непосредственностью и откровенностью. «…Эта прекрасная драма не была принята так, как она этого заслуживает. Пльзенская публика не любит спектаклей, заставляющих зрителей думать».

Через год, во время каникул, Юлек сообщает своим читателям (отцу, маме и Либуше) такую новость: «Подписывайтесь, подписывайтесь! Юмористический журнал „Веселая мысль“. Кто подпишется на этот журнал, тот забудет о трудностях нынешнего времени. Издает и редактирует Ю. Фучик. Журнал богато иллюстрирован. Цена одного номера всего 12 геллеров. Выходит в „Славянской библиотеке“». Юлек подготовил десять номеров журнала. В каждом из них придуманные автором по-детски бесхитростные анекдоты из жизни школы, остроумные стихи, всевозможные шарады, ребусы, арифиографы, криптограммы. В первом номере «Веселой мысли» помещена такая сатирическая заметка: «Утка, еще утка… в пражских газетах летает ежедневно столько уток, что ими могли бы прокормиться вся Прага и Пльзень в придачу». Во втором номере Юлиус поместил стихотворение о жизни в Пльзене во время войны.

Концовка другого стихотворения «Пльзенская площадь во время войны» столь же неожиданна, как и первого. Столпотворение на площади происходит, оказывается, не из-за гастролей цирка.

Через полгода Юлек вновь обращается к своим читателям: «Многоуважаемые чешские читатели! Мы предпринимаем издание нового журнала — „Чех“. Он будет посвящен вопросам искусства и науки… Журнал будет выходить под редакцией Ю. Смиховского, по цене 20 геллеров…» Содержание нескольких номеров журнала говорит о любви мальчика к родине и родной литературе.

На титульных листах Юлек нарисовал портреты чешских писателей Йозефа Добровского и Болеслава Яблонского. Наряду с собственными заметками о чешской литературе он помещал в журнале отрывки из таких произведений, как «Поцелуй» К. Светлой, «Будь сильным» И. Сладека, трактаты Монтеня, «Три мушкетера» Дюма и др. О патриотических чувствах говорит название журнала. В него вложено все, чем сейчас полна его душа: я — чех, и все мы — чехи. У нас свои песни и свои сказки, своя история и своя земля, свои герои и будители. И у нас должна быть своя страна!

Из-под пера четырнадцатилетнего мальчика выходят в основном биографические справки о писателях, пересказы прочитанного. В них немало полудетского, наивного, незрелого, но, переписывая чужие произведения, он переиначивает их все чаще и смелее.

Что можно будет сделать в одиночку?

Давным-давно мать рассказывала ему предание о прутьях Сватоплука. Разве эта мудрая аллегория не актуальна сейчас? Княжичи, играючи, ломали отдельные прутья, а вот сколько они ни силились, не смогли сломать связку прутьев.

Вместе со своим товарищем Вашеком, его братом Йозефом и сестрой Либушей Юлек устроил в одной из комнат бабушкиной квартиры «Литературный клуб». В комнате бюст Яна Неруды, книги, альбомы, ноты с творениями Сметаны и Дворжака, комплекты журналов «Славянин», «Веселая мысль», «Чех». Юлек проникновенно читает друзьям стихи Неруды, его знаменитый фельетон «Первое мая 1890 года» о первой в Чехии первомайской демонстрации рабочих, которую поэт назвал «самым памятным Первым маем в человеческой истории».