Михаил Колесников - Миклухо-Маклай

За свинью я дам ножи и зеркала. Теньгум-Мана — хорошие люди. Все, кто придет в мой таль, получат табак, маль (красные тряпки), гвозди и бутылки. Если люди Теньгум-Мана всегда будут хороши, то и Маклай будет хорошим.

— Маклай хорош, и тамо Теньгум-Мана хороши! — закричали туземцы хором. — О отец!..

Тепло простившись с горцами, ученый вернулся в Гарагаси. Здесь его поджидали гости из Бонгу, Горенду, Богати, Гумбу, Били-Били и даже из отдаленной деревни Рай и островов Года-Года и Митебог.

— Тыквá, тыквá! — выкрикивали они. Ученый записал в книжку незнакомое слово, чтобы выяснить его значение на досуге. Но Туй сразу же все объяснил: он молча раскрыл корзину, на дне которой лежала огромная тыква.

— Тыква, — сказал Туй и улыбнулся. Ученый вспомнил, что несколько месяцев назад подарил туземцам семена тыквы. Это был первый урожай.

— Они просят показать, как нужно есть тыкву, — пояснил Туй.

Ученый рассмеялся:

— На всех одной тыквы не хватит!

— О, в Горенду есть много-много…

Маклай не любил тыкву, но решил показать, что ест ее с большим аппетитом, дабы и папуасы попробовали ее без предубеждения. Тыква была сварена. Туземцы ели ее с наскобленным кокосовым орехом. Новое блюдо всем понравилось.

Слава о «человеке с Луны» шествовала из поселения в поселение, с острова на остров. Воинственные горцы из Марагум не выдержали и пожаловали в Га-рагаси. Привел их старый папуас Бугай из Горенду. Это были те самые марагум-тамо, которые собирались напасть на прибрежные деревни.

— О отец, о брат, — произнес Бугай, — они хотят видеть твое могущество. Прослышав о тебе, они заключили с нами мир.

Ну что ж, если это нужно для мира… Ученый взял ружье. На дереве сидел большой черный какаду. Хлопнул выстрел. Какаду свалился, а воинственные горцы обратились в бегство. Торжествующий Бугай, сам немало струхнувший, вернул их. Тамо дрожали и просили унести «табу» в хижину. Маклай подарил им перья из хвоста попугая и несколько гвоздей.

Так состоялось окончательное примирение враждующих племен.

Папуасы не знали слов «политика», «дипломатия». Однако вскоре они решили заняться и тем и другим. — В каждой деревне велась жаркая дискуссия: как залучить могущественного Маклая к себе, сделать его своим достоянием, своей опорой и защитой?

Делегат из Богати папуас Коды-Боро целыми днями околачивался в Гарагаси.

— О отец, о брат, — льстивым голосом пел он, — в Богати всего много: и кеу, и мяса, и саго. В Богати самые красивые женщины. Мы построим тебе самую большую хижину. У нас девушек больше, чем в Бонгу, Гумбу, Горенду. Мы дадим тебе двух, трех жен. А если хочешь, бери сколько нужно. Мы будем выполнять все твои приказы и пожелания. Мы дадим тебе самую красивую пирогу, две пироги, три…

— Богати-тамо — добрый народ, — отвечал Мак-лай. — Но из Гарагаси я никуда не пойду.

С подобной же просьбой приехал и Каин с острова Били-Били.

Поведение женщин окрестных деревень изменилось странным образом: стоило ученому появиться где-либо, как они выныривали неизвестно откуда, потупляли глаза, проплывали мимо, едва не задевая тамо-русса, причем походка их делалась вертлявой, а юбки еще усиленнее двигались из стороны в сторону. Это было то же самое кокетство, что и в старой доброй Европе.

Тебя, кажется, хотят женить, Николай Миклуха! Этим щекотливым вопросом занимаются мудрейшие из мудрейших, в мужских домах — буамбрамрах — и на женских сборищах ведутся ожесточенные дебаты: как подступиться к «человеку с Луны».

Жители деревни Гумбу решили действовать напролом.

Самая красивая девушка этой деревни, не однажды побывавшая вместе с другими на мысе Уединения и каждый раз вызывавшая восторги Ульсона, призналась, что тамо-русс околдовал ее и что ей хочется стать женой Маклая. Ни у одной из женщин Гумбу не было таких больших глаз и таких длинных волос. Это ее Маклай в шутку назвал феей. Отец девушки по имени Кум приходил в трепет при одной мысли, что его дочь может стать женой могущественного человека. Мудрейшие из мудрейших решили: быть тому!

И вот совсем неожиданно Миклухо-Маклай пожаловал в Гумбу: он направлялся в горную деревню Енглам-Мана, но темная тропическая ночь настигла его на полдороге. Тамо словно обезумели от счастья.

— Маклай гена, Маклай гена! — Маклай идет, Маклай идет! — Тамо — боро гена! — Большой человек идет!..

Все пришло в движение. Перед гостем поставили большой табир с таро и кусками свинины. Кум, завидев своего будущего зятя, едва не лишился рассудка, но отделался… расстройством желудка. Он лежал на циновке и стонал. Завидев больного, Маклай сразу же поспешил на помощь: «Я дал ему несколько капель tincturae opii, и на другой день Кум прославлял мое лекарство…»

А в другом конце деревни женщины усиленно занимались туалетом «феи». Были принесены лучшие черепаховые гребни, лучшие передники из кокосовой бахромы с черными и красными полосами, самые красивые ожерелья и браслеты и самые красивые серьги в виде цепочек и костяных колец.

Не подозревая о заговоре, ученый расстелил на барле свое красное одеяло, которое всегда приводило в восхищение туземцев, надул резиновую подушку и, сняв башмаки, задремал.

Утром он с пунктуальностью ученого записал в свой дневник: «Я был разбужен шорохом, как будто в самой хижине; было, однако, так темно, что нельзя было ничего разобрать. Я повернулся и снова задремал. Во сне я почувствовал легкое сотрясение нар, как будто бы кто лег на них. Недоумевая и удивленный смелостью субъекта, я протянул руку, чтобы убедиться, действительно ли кто лег рядом со мной. Я не ошибся; но как только я коснулся тела туземца, его рука схватила мою; и я скоро не мог сомневаться, что рядом со мной лежала женщина. Убежденный, что эта оказия была делом многих и что тут замешаны папаши и братцы и т. д., я решил сейчас же отделаться от непрошеной гостьи, которая все еще не выпускала моей руки. Я быстро соскочил с барлы и сказал: «Ни гле, Маклай нангели авар арен». («Ты ступай, Маклаю женщин не нужно».) Подождав, пока мой ночной посетитель выскользнул из хижины, я снова занял свое место на барле. Впросонках слышал я шорох, шептанье, тихий говор вне хижины, что подтвердило мое предположение, что в этой проделке участвовала не одна эта незнакомка, а ее родственники и другие. Было так темно, что, разумеется, лица женщины не было видно. На следующее утро я не счел подходящим собирать справки о вчерашнем ночном эпизоде — такие мелочи не могли интересовать «человека с Луны». Я мог, однако, заметить, что многие знали о нем и об его результатах. Они, казалось, были так удивлены, что не знали, что и думать».

Взвалив на плечи ранец, Маклай зашагал в джунгли. Как всегда, его сопровождали вооруженные туземцы. Путников со всех сторон обступил лес. Солнце дымными столбами пробивалось сквозь кроны деревьев. Обняв ствол бамбука, стояла полунагая женщина и смотрела вслед Маклаю. Он оглянулся, встретился с ней взглядом и, наконец, догадался, кто была его ночная гостья…