Леонид Бежин - Ду Фу

Когда, между друзьями заходил разговор о поэзии, Гао Ши поддерживал его охотнее, и тут уж Ду Фу частенько замолкал, лишь бы не пропустить ни слова. Ему было чему поучиться у друзей, чья поэзия помогла ему в поисках собственных путей. Поиски давались нелегко, но, словно прорубая ступени в непроходимых горах, Ду Фу упорно карабкался на вершину. Он понимал, что его пути лежат в стороне от дороги, которую выбрали мастера «дворцового стиля», создававшие строфы, подобные искусственным цветам, - отточенные и безжизненные. Но в какой именно стороне, Ду Фу еще не знал и в свои тридцать три года оставался «путником, заблудившимся в садах» танской поэзии. Мужественная лирика Гао Ши подействовала на него, как освежающий порыв ветра: Ду Фу убедился, что классический пятисловный стих пригоден не только для воспевания луны, цветов и дворцовых красавиц, но и для раскрытия острых современных тем. «Пограничные» строфы Гао словно бы возникали из густой прогорклой пыли, которую поднимали сапоги солдат, уходивших в походы; в них слышались хрип загнанных лошадей, вой степного ветра, свист вражеских стрел. И оказывалось, что во всех этих «грубых» деталях больше поэзии, чем в самых утонченных.

Стихи Ли Бо приблизили его младшего друга к истокам даосского взгляда на искусство. Ду Фу стал постигать на собственном опыте, что миг творческого горения, взлет фантазии, вспышка интуиции способны дать больше, чем кропотливая и долгая шлифовка строк. Вдохновенный Ли Бо брался за кисть лишь тогда, когда поэтический замысел созревал в нем настолько, что требовалось лишь несколько взмахов кисти, чтобы стихотворение - готовое - легло на бумагу. Остальное время Ли Бо занимался совсем иными, на первый взгляд посторонними вещами - заваривал целебные травы, смотрел на осеннюю луну, слушал шум ветра в вековых соснах. Но наступал волшебный миг, и он сам словно бы становился луной или деревом, так глубоко удавалось проникнуть в их «корень», их неповторимую сущность. Вслед за даосскими мудрецами Лаоцзы и Чжуанцзы Ли Бо любил повторять, что в поэзии молчание, намек, недосказанность подчас оказываются выразительнее многих и многих слов. Ли Бо учил «забывать слова» наподобие великого Чжуанцзы, однажды сказавшего: «Где мне найти человека, забывшего слова, чтобы поговорить с ним?» Точно так же, как китайский художник, изображавший небо или воду, оставлял пустой часть свитка и зритель безошибочно догадывался, что именно здесь должно быть: небо или вода, поэт «обрывал» стихотворение, заставляя читателя дорисовывать в воображении словесную картину. Отсюда и название одного из самых распространенных жанров китайской поэзии - «оборванные строфы»... Так пролетела благодатная осень 744 года, сдружившая трех поэтов. В начале зимы, с наступлением первых холодов, Гао Ши покинул своих друзей: ему предстояло долгое путешествие на юг. Проводив в путь храброго рыцаря, пожелав ему удачи и взяв с него обещание не лениться и писать письма, Ли Бо и Ду Фу остались вдвоем - надолго ли, мы не знаем. В этом месте повествования белая зимняя пелена как бы окутывает двух поэтов, скрывая их от наших глаз. Известно лишь, что зимой Ду Фу пересек Хуанхэ, чтобы встретиться с даосским наставником, жившим в горах Обитель Князя, но оказалось, что наставник к тому времени уже скончался. Долго стоял Ду Фу у стен его жилища, размышляя о непостоянстве мира, о чередовании жизни и смерти. Весной следующего года Ду Фу отправился в Яньчжоу, где некогда служил его отец, и написал стихи на хижине знакомого отшельника Чжана, встреча с которым оставила глубокий след в его памяти:

Только влиянием Ли Бо или непосредственной близостью старшего друга можно объяснить то, что Ду Фу стал часто навещать даосских отшельников, но необходимо упомянуть и еще об одном человеке, к которому Ду Фу относился с глубоким почтением, хотя меж ними и не возникало такой горячей и пылкой дружбы, как между Ду Фу, Ли Бо и Гао Ши. Летом 745 года Ду Фу провел в местечке Линьцзы, где служил его близкий знакомый, приходившийся родственником известному поэту Ли Юну. Сам Ли Юн тоже оказался в здешних местах и, как давний поклонник таланта Ду Фу, восторженный ценитель его стихов (Ли Юн помнил молодого поэта по Чанъашо и Лояну), был особенно рад встрече с ним. Мнение такого человека, конечно же, многое значило для Ду Фу, ведь, помимо собственных литературных заслуг, Ли Юн как бы унаследовал славу своего отца Ли Шаня, авторитетного знатока и толкователя древних текстов, составившего комментарий к антологии «Литературный изборник», входивший в программу императорских экзаменов. Живой свидетель той поры, когда начиналась великая тайская поэзия, Ли Юн, словно истинный патриарх, напутствовал молодого Ду Фу, совершая с ним долгие прогулки по окрестностям Линьцзы и устраивая пиршества в его честь. Позднее к ним присоединился Гао Ши, возвратившийся из путешествия по югу: он, конечно же, был самым желанным гостем в компании поэтов. Ли Юиу он пришелся по душе своей храбростью, честностью и прямотой, воспитанными в долгих скитаниях. Хорошо разбираясь не только в стихах, но и в людях, Ли Юн понял, что этот человек никогда не променял бы походное седло на мягкое кресло столичного неженки: постоянство - чан - было главной чертой Гао Ши. В свою очередь, храбрый Гао видел в Ли Юне идеал мудрого и щедрого покровителя - подобного тем, что встречались в глубокой древности, во времена мужественного Цзин Кэ. Истинный рыцарь так же нуждается в покровителе, как поэт - в слушателе и ценителе своих стихов. Поэтому Ду Фу, Гао Ши и Ли Юн в полном смысле слова нашли друг друга. Втроем они продолжали пировать и охотиться, провожая теплое лето и все чаще замечая на склонах лесистых гор желтеющие листья кленов - признак надвигавшейся осени.

Каменные Врата, упомянутые в стихотворении Ду Фу, написанном на стене хижины отшельника Чжана, находились в области Яньчжоу, с 742 года переименованной в Луцзюнь. Два островерхих пика, обращенных друг к другу, действительно напоминали столбы ворот, - отсюда и название местечка, куда Ду Фу перебрался осенью 745 года, простившись с Ли Юном и Гао Ши. Он обосновался в деревеньке, расположенной неподалеку от здешней достопримечательности - Каменных Врат, которые гостеприимно распахивались перед его новыми друзьями. Жители деревеньки с удивлением наблюдали за тем, как к дому Ду Фу подкатывали коляски, нагруженные коробками со всякой снедью и дорогой посудой (о чем свидетельствовали доносившиеся из коробок запахи и мелодичный звон фарфора), и сам поэт усаживался на мягкое сиденье, чтобы вместе с друзьями - состоятельными чиновниками Лю, Чжэнем и другими - отправиться на целый день в горы. Поднимая сухую осеннюю пыль, они долго мчались по дорогам, прежде чем удавалось найти уединенное место, где совсем не было людей, даже не стучали топоры дровосеков, и лишь сбегал по мшистым валунам горный ручей, шевеля прибрежные тростники, в мелком озерце плескалась рыба, пахло прелым листом, какие-то странные грибы краснели между деревьев, шумел на ветру пятнистый бамбук, и все было как в старинной книге: «Все самые достойные пришли, собрались все - и стар и млад. В этой местности были высокие горы, крутые холмы, густейшие рощи и длинный бамбук. И еще были чистые струи и быстрый поток, бегущие поясом друг перед другом и слева и справа. И я устроил так, чтоб это все служило нашим чаркам, плывущим по извивам вод...»