Владимир Рецептер - Жизнь и приключения артистов БДТ

Мы появились в Буэносе в дни майских календ 1981 года, и, как порядочные одесситы и советские в прошлом люди, Додик и Неля сразу догадались, что с них причитается. Тут и был устроен праздничный выезд на катамаране по протоку Параны до виллы «Богемский лес», на которую была приглашена не только наша большая семья, но и директор театра «Сан-Мартин», где мы выступали, и советский посол в Аргентине, и его советники с семьями, и сотрудники продюсерской фирмы «Даефа», включая «мозговой трест» — завотделом Леви и главу финансовой службы Соломона, тоже, разумеется, с семьями. Маевка вышла прекрасная, и ее описание достойно более высокого пера, чем то, каким располагает автор, хотя в нем все еще сильно искушение вернуться на виллу в прямом и переносном смысле. Скажем лишь то, что главным действующим лицом маевки стала знаменитая аргентинская «осада», ради которой был зарезан жертвенный бык. Беря пример со знаменитого американского импресарио Сола Юрока и пропагандируя советское искусство, фирма «Даефа» по совместительству торговала аргентинским мясом, и большой бык не был для нее большой проблемой.

Гигантские куски мяса медленно переворачивались над жаровней, доспевая, шипели только что изготовленные могучие колбасы, столы были уставлены бутылями веселого вина и несметным количеством дразнящих ноздри приправ. До сигнала к атаке приходилось еще подождать, и, гуляя по вилле, гастролеры стали сшибать с больших орешин молодые плоды и, очищая их от кожуры, лакомиться в предвкушении «осады».

Некоторые сказали, что мяса все-таки многовато и надо было не стесняться, а захватить с собой пиво и спирт. Нашлись и те, которые сделали это. А когда всех пригласили к столам, стоящим на пленэре большой буквой П, один из наших прославленных едоков сказал: «Этого нам, по-моему, не сожрать!»

На что Женя Чудаков находчиво ответил: «Нет такой „осады“, которую бы не выдержали русские артисты». И, по-моему, он оказался прав.

И здесь автор задал себе следующий вопрос: какое отношение к путешествию в Японию имеет путешествие в Аргентину, а тем более — в Чехословакию? И тут же догадался, что для нашего человека нашего времени , каким и является автор, всякая загранка есть нечто экзотическое, а квинтэссенцией этого нечто является, конечно, Япония. И сегодня, оглядываясь назад, он может сказать, что Аргентина обнаруживает в себе три с половиной — четыре процента Японии, а Чехословакия ноль семь — ноль девять ее же процента.

Развивая мысль, в сопровождении водки завода «Ливиз» и в компании достойных собеседников, он пришел к окончательному выводу о том, что посюсторонний мир делится, в сущности, всего на две любимые страны: во-первых, материковую Россию и, во-вто- рых, островную Японию…

В драматические артисты Чудаков попал непростым путем.

Родился он в Донбассе, в потомственной шахтерской семье, прописанной в городе Артемово, и хотя мама его обладала абсолютным слухом и замечательно пела в стоящих случаях, она была просто поражена, услышав, что сын собирается поступать в культпросветучилище. А двинуть именно в него Женьку накрутили две заезжие девицы, строя глазки и обещая культурные и просветительские радости немедленно после поступления. В Артемово девицы залетели по невнятному поводу из самого Питера, так что их встречу с Женей можно считать знаком судьбы.

— Куда, — чистым голосом спросила его добрая мама, — куда, с таким аттестатом? — И действительно, в аттестате Жени сиротливо терялись две четверки, остальные отметки были сплошь неказисты. — Ну, пробуй… Только ты постарайся, сынок, похлопочи мордой, может, тогда и примут…

Училище Женя закончил не хуже других и, получив диплом «руководителя самодеятельности сельских клубов», поехал по распределению на Брянщину. Увидев полноценный диплом, директор сельского Дома культуры, бывший армейский старшина, сильно обрадовался и сказал:

— Ну, земеля, давай, принимай хозяйство!

И хотя, как выяснилось, земляками они вовсе не были, Женя послушно подписал все бумаги, которые ему подсунул торопящийся директор. Сдав ДК, старшина срочно уехал в Сибирь.

Через несколько дней во двор Дома культуры заехала полуторка, и два блондина с белорусским акцентом сказали:

— Ну, так мы забярем ту жесть, — и показали руками в верном направлении: посреди двора штабелем лежала новенькая листовая жесть, ждущая капремонта ржавой крыши.

— То есть как? — спросил удивленный Женя.

— А так! — ответили ребята. — Мы ж договорились с тем дяректором!.. — И, споро побросав красивые серебрящиеся листы в полуторку, укатили с концами.

Еще через несколько дней появился невзрачный ревизор, прочел подписанные Женей бумаги и, обнаружив отсутствие жести на дворе, подал материал в прокуратуру.

И вот тут, в ожидании судебного крушения своей культурно-просветительской карьеры, Женя почувствовал, как в его жизнь снова вмешались высокие силы судьбы, потому что вместе с повесткой в прокуратуру на его шахтерскую голову белым голубком опустилась другая повестка — в районный военкомат.

Выслушав Женину историю и разглядывая обе бумажки, длинный майор из военкомата сказал:

— А ну, пиши на имя Дома культуры заявление об уходе!

Женя написал, но клубные работники заявления не приняли, потому что, на их взгляд, уж больно хорошо он смотрелся в роли козла отпущения. Тогда длинный майор лично приехал в ДК и рявкнул:

— Я вас всех посажу, если не дадите Чудакову расчета!

Через два дня Жене исполнилось 19 лет, он получил расчет в Доме культуры и превратился в полноценную боевую единицу стоящей на страже мира Советской Армии.

Между тем обиженная прокуратура Брянской области разыскала в Сибири знакомого нам старшину, вызвала его в Белоруссию, отдала под суд и отправила обратно в Сибирь отбывать за растрату. Пока старшина сидел, Женя, полный сочувствия к неудачнику, успел отслужить в армии, окончил Ленинградский театральный институт и как ученик Евгения Лебедева был принят в БДТ. И вот что особенно любопытно в контексте нашего повествования: оказалось, что именно Женя Чудаков был первоначально представлен Таней Рудановой в качестве вероятного кандидата на замену Гая в спектакле «Амадей». Потому что по своей комплекции Женя подходил к Гришиному сиреневому камзолу куда больше, чем артист Р. Но, оценив Танино предложение, Гога спросил:

— Императорский библиотекарь из Донбасса?! — и поднял брови.

И вот тут-то, в связи с библиотечным характером Гришиной роли в «Амадее», Мэтр вспомнил артиста Р. и устроил безрезультатную примерку сиреневого костюма, с которой начался наш небезупречный рассказ.

Когда грузились в автобус со всеми приобретенными в Токио пожитками и Р. позже других появился в салоне с большой японской коробкой в натруженных руках, Женя, кивая на коробку, ласково спросил: